Деконструкция Колобка: кто и зачем изучает культурологию в России

Русская антропологическая школа открыла набор в магистратуру. T&P рассказывают про одну из немногих образовательных структур, сочетающую в себе несочетаемое: изучение философии и математики, кино и антропологии, филологии и психоанализа, нейролингвистики и memory-studies. Почему важно заниматься деконструкцией Колобка, как философия актуализируется в современной культуре, зачем культуролог должен работать бок о бок с биологами и физиками — в рассказах преподавателей Русской антропологической школы.

«Гуманитарные науки в современном мире невозможны без понимания естественно-научных концепций. На своих лекциях я рассказываю о том, каким образом теория информации связана с квантовой физикой, как генетика коррелирует с лингвистикой. Задача культуролога — связать воедино знания разных дисциплин и показать, чем они полезны для человечества.

Вячеслав Всеволодович Иванов — один из создателей теории «основного мифа», представляющей двух персонажей-противников, божества-Громовержца и хтонического Змея, как базис для возникновения бинарных оппозиций (светлое-темное, верх-низ, добро-зло), так или иначе представленных во всех мифах народов мира, а также соавтор теории происхождения праиндоевропейского языка.

В курсе лекций я главным образом занимаюсь тем, что называют культурной антропологией, то есть тем, как в так называемых первобытных обществах предпочитают дуальную структуру общества и дуалистическую мифологию, которая обычно с этим типом общества связана. В книге «Открытое общество и его враги» Карл Поппер довольно подробно объясняет, почему стабильное общество должно быть двухпартийным. В проекции на современность это примерно тот же вопрос, которого касается культурная антропология, когда занимается дуальными структурами в так называемых первобытных обществах, то есть в подавляющем большинстве обществ, которые существуют сегодня на земном шаре. Общество делилось на две половины, каждый знал про свою половину. Например, кеты, загадочный сибирский народ, и некоторых животных также относили к людям. В частности, у медведя несколько душ, как и у людей, поэтому, когда медведя убивают, после охоты устраивается медвежий праздник, во время которого гадают. Подбрасывают медвежью кость и определяют таким образом, к какой половине племени он принадлежал. Часть животного мира тоже делится на эти половины. И вообще весь мир делится на две половины.

Это то, что мы называем дуалистической мифологией. Все мифологические существа и стихии — небо, земля и так далее — тоже делятся на две группы, которые соответствуют одной из половин племени. Оказалось, что это более или менее общий принцип, который открыт исследователями в разных частях того, что до недавнего времени называли третий мир, а сейчас называют «развивающиеся страны» или, что то же самое, умирающие языки и умирающие народы. Пока все-таки это большая часть народов и языков, которые известны, — все они устроены таким образом». «Дуальные структуры в обществах».

«Особенность лекционных курсов “Математика и философия” и «Современная теория кино» состоит в том, что они посвящены прежде всего прояснению того, какую роль играет современная философия в мире знания и повседневного опыта. Через историю развития математики в ХХ веке и осмысление ее основных проблем и противоречий, дается представление о соотношении философии современной и классической, а также о ключевых гуманитарных концепциях нашего времени и их связях с математикой, кибернетикой и теорией информации. Через кинематографический образ, осмысленный с позиции различных философских направлений, развивается особая теория аффективности в мире масс-медиа.

В сферу моих интересов входят также (помимо кино, математики и философии) современное искусство и политическая теория. В книгах «Богема: опыт сообщества», «Коммуникативный образ» одной из ключевых является тема сообщества как неинституциональной общности. В последней книге, подготовленной к печати («Силы ложного») акцент особый характер этики и экономики общности, проявляющий себя в мире политики и культуры. Также продолжается работа над тем, чтобы посредством кино-образа реанимировать логику стихий (элементов) и показать ее актуальность для понимания современного общества. Эти идеи были неоднократно высказаны на крупных международных и отечественных конференциях, а также во многих статьях, переведенных на английский, французский, немецкий, португальский, корейский и др. языки».

«Одно из интеллектуальных упражнений, полезных для исследователя, — попробовать различными методологическими средствам проанализировать определенный культурный артефакт. Это может быть все что угодно: фильм, чашка, знаменитый бренд, ваши соседи или даже персонаж популярной сказки «Колобок».

Когда я еще сама училась в Русской антропологической школе, в качестве тренировки мы с коллегой исследовали эту сказку, ее фольклорные корни и философское содержание различными методами: структурным (с точки зрения бинарных оппозиций, представленных в сказке), сравнительно-историческим (выявляя связи с такими персонажами, как Gingerbread man), библеистики (найдя параллели в образах Колобка и Христа), фольклористики (общее в образе Колобка и солярных мифах), психоаналитическим (Эдипов комплекс Колобка), социальной философии (анархистские взгляды колобка), gender-studies (зависимость гендера персонажа от грамматического рода слова) и т.д. Деконструкция Колобка завершилась тем, что от самого персонажа не осталось ничего, кроме подходов к его анализу».

«В центре моего внимания взаимовлияние западной и отечественной философии конца 19 — начала 21 веков. Я веду следующие проекты: философия в публичном пространстве (руковожу совместным проектом Института философии РАН и Библиотеки имени Ф.М. Достоевского «Анатомия философии: как работает текст»), «Фридрих Ницше: наследие и проект», «История философии в формате статьи», «Философские эманации любви», «Путешествие как философский проект», «Творчество Мишеля Монтеня в историко-философском контексте».

Занятие культурой в России традиционно воспринималось с точки зрения морали как непозволительное, бессмысленное, интеллектуальное барство, — поскольку оно не рассматривалось как прямое служение народу. Ницше провозгласил абсолютную ценность эстетического начала, оправдал свободу творчества смыслом жизни и богоподобием творящего. В моду стали входить такие экзистенциалы, как свобода, бунт, творческий порыв, личный мистический опыт.

Социальная критика, моралистичность и публицистичность, присущие образу мысли отечественной интеллигенции, были близки ницшеанскому пафосу. Апокалиптические элементы философии Ницше звучали эхом эсхатологическим предсказаниям Льва Тол­стого и Владимира Соловьева, а его гневные филиппики против дека­данса и нигилизма европейской культуры перекликались с кри­тикой Запада славянофилами. Парадоксальным образом увлечение творчеством Ницше также способствовало в России воз­рождению интереса к собственной культуре. Интеллектуалы искали «русского Ницше», обнаруживая его не только в Достоевском (Шестов), но и в Леонтьеве (Розанов), и в Розанове (Мережковский), и даже в Лермонтове (Соловьев). Используя известную формулу Бориса Гройса «Россия как подсознание Запада», рискну утверждать, что философия Ницше может быть рассмотрена как подсознание русской культуры на протяжении всего ХХ столетия». «Ницше помог русским интеллектуалам обрести свободу духа»: Юлия Синеокая о восприятии философа в России