«Дорогой Камю! Наша дружба не была легкой, но я буду о ней сожалеть», — писал Сартр в одной из своих статей. Действительно, писатели были друзьями, их философские взгляды во многих вопросах совпадали. Но камнем преткновения стала дилемма: можно ли использовать насилие для достижения свободы? В истории вражды литераторов попыталось разобраться издание Aeon. «Теории и практики» пересказывают суть конфликта.

Альбер Камю и Жан-Поль Сартр представляли любопытную пару. Камю родился в бедной франкоалжирской семье; Сартр — выходец из высших слоев общества. Камю был похож на актера Хамфри Богарта и всех очаровывал; Сартра никто и никогда не назвал бы красавцем. Они познакомились в Париже во времена оккупации и сблизились после Второй мировой войны. Писатели стали знаковыми фигурами своего времени — газеты следили за каждым их шагом. Глядя на послевоенную Европу, они осознавали, что для новой жизни нужна новая идеология, — ею стал экзистенциализм. Сартр, Камю и их единомышленники отказывались от религии, ставили неутешительные пьесы и писали об абсурдности мира — мира без цели и без ценности. Здесь каждый должен сам сделать выбор, и только собственные решения придают существованию смысл. Это и освобождает, и обременяет одновременно, потому что вместе со свободой приходит огромная ответственность за свои действия.

Камю и Сартра объединяла не только идея свободы, но и борьба за справедливость. Оба считали, что с несправедливостью нужно бороться, и самой большой жертвой системы является пролетариат.

Сильнее всего Камю осуждал революционное насилие. Однако Сартр считал, что существующий порядок необходимо стереть с лица земли

В октябре 1951 года Камю опубликовал эссе «Бунтующий человек». В этой работе он собрал философские и политические идеи: человек свободен, но свобода сама по себе относительна; каждый должен помнить об ограничениях и возможном риске, абсолюты противоречат гуманности. Сильнее всего Камю осуждал революционное насилие. Насилие, по его мнению, применимо в исключительных случаях, но его нельзя использовать для того, чтобы повернуть историю в нужном тебе направлении. «Абсолютная свобода — это право сильнейшего на власть. Стало быть, она поддерживает конфликты, угодные несправедливости. Абсолютная же справедливость стремится к подавлению любых противоречий; она убивает свободу», — писал Камю. Между свободой и справедливостью нужно удерживать равновесие, для этого требуется постоянное политическое регулирование, а больше всего внимания надо уделять тому, что ограничивает нас сильнее всего, — гуманности.

У Сартра «Бунтующий человек» вызвал отвращение. По его мнению, достижение совершенной свободы и справедливости вполне возможно — именно они являются целью коммунизма. При капитализме рабочие не могут быть свободными, выбор у них небольшой: выполнять тяжелую работу или умирать. Но если убрать угнетателей и вернуть пролетариям независимость, коммунизм позволит каждому жить, не думая о материальных потребностях, и, следовательно, выбирать способы самореализации. Это освободит рабочих, и благодаря воцарившемуся равенству наступит справедливость. Однако Сартр считал, что для достижения коммунизма нужна революция и насилие, поскольку существующий порядок необходимо стереть с лица земли.

Камю ужасали истории из СССР: Советский Союз не был похож на родину дружных и свободных коммунистов, он больше напоминал страну, где свободы нет вовсе. В свою очередь, Сартр боролся за коммунизм и готов был одобрять насилие, если оно понадобится.

Разрыв между друзьями стал сенсацией в прессе. Основанный Сартром журнал «Новые времена» опубликовал разгромную рецензию на «Бунтующего человека» — она разошлась тройным тиражом.

Тем не менее самого Сартра терзали противоречия, с которыми он боролся до конца жизни. Сартр-экзистенциалист, который сказал, что человек обречен на свободу, был одновременно и Сартром-марксистом, который считал, что история не оставляет места для настоящей свободы в ее экзистенциальном смысле. Он продолжал защищать коммунизм вплоть до 1956 года, когда советские танки в Будапеште наконец-то убедили его в том, что путь СССР не был дорогой вперед. Однако он так до конца и не отказался от идеи, что насилие в интересах революции может быть оправдано.