Как «умники и умницы» попадали в телевизор и что с ними было потом

«Умники и умницы» — легендарная телеолимпиада, которая идет на Первом канале с 1992 года. Ее победители, старшеклассники со всех уголков России, получают возможность поступить в МГИМО без экзаменов. Зеленая дорожка, жюри «ареопаг», «агонисты» и «теоретики» — эти слова известны всем, кто хотя бы раз (за почти 30 лет, что идет передача) смотрел на состязания амбициозных школьников. T&P поговорили с «Умниками и умницами», которые участвовали в шоу 10, 20 и почти 30 лет назад, и узнали, как снималась передача и как она повлияла на их жизнь.

В 90-е годы «Умники и умницы» были очень популярной программой, которая показывала молодому поколению, что знания еще ценятся. Тогда в воздухе витало: «Вы были инженерами, а теперь идите торговать шмотками в Турцию». А тут в эфире появляется «Брейн-ринг» для взрослых, «Звездный час» для совсем еще школьников. «Умницы и умники» стали единственной программой для старшеклассников.

Первую программу увидела моя мама. Она-то мне и сказала: «Это твое, надо попробовать». В первый этап проходили не только москвичи, которых набирали из лучших школ, но и региональные школьники — им в конце программы задавали вопрос и предлагали написать развернутый ответ в письме. Я с мамой не спорил, но она настолько меня затюкала, что в какой-то момент я уже написанный ответ скомкал и сказал: «Все равно там все по блату! Посылать не буду». Мама письмо из урны тихонько достала, разгладила утюжком и тайком от меня отправила на передачу. Неожиданно пришло приглашение. Вопрос телезрителям я и сейчас помню: «Почему русских князей сажали на стол?»

О главном призе — поступлении в МГИМО — я узнал только на передаче и участвовал в первую очередь именно из-за знаний. Моя жизнь на тот момент была четко спланирована: я собирался поступать на исторический в родном Нальчике или пойти в РГГУ. Но в Москве нас повезли на экскурсию в МГИМО — ее проводили помощники Юрия Павловича: небезызвестный Владимир Легойда (сейчас он один из ведущих деятелей РПЦ), Руслан Пухов (сегодня — очень крупный аналитик международного уровня, эксперт в области вооружений) и Алексей Захаров (ныне — руководитель кадрового портала SuperJob). Я увидел эти стены, лингвистические лаборатории, огромную библиотеку и понял: МГИМО — и все тут! Не потому, что престижно, а потому, что в нем есть дух университета, в котором хочется учиться.

Дорожки

В каждой игре участвуют три человека, которые могут выбрать зеленую, желтую или красную дорожку. Красная дорожка — два вопроса без права на ошибку. Желтая — три шага и возможность ошибиться один раз. Зеленая — четыре шага и два шанса на ошибку в запасе.

 

Агонисты и Теоретики

Агонисты состязаются на дорожках. Теоретики находятся в зале, но могут попробовать дать ответ на вопрос, оказавшийся не под силу Агонистам, получить за него орден.

 

Ареопаг

Жюри из трех судей, где двое постоянны, третьего приглашают в зависимости от темы игры.

Тема игры была «Петр Первый». Впечатлений осталось море. До сих пор помню, как одному мальчику Юрий Палыч упал в ноги со словами: «Ваше Величество, простите меня, пожалуйста!» Парень по наивности ответил: «Конечно, я вас прощаю», и тут из динамиков раздался «голос Петра Первого»: «Как ты мог простить его?! Указом царя запрещено падать в ноги и бить челом». Мне же выносили штрафную за незачет на дорожке — огромную бадью с коричневой жидкостью. Я сначала подумал, что это коньяк, а оказалось — пепси-кола. В советское время к водке так не относились, как к ней: это был дефицит, который изредка продавали на ярмарках по государственным праздникам. Открывали по очень большим случаям или если болела голова — считалось, что помогает. А в бадье было литра два, и я пил ее, пил… Года два потом смотреть на нее не мог.

Перед игрой я пошел в библиотеку и взял книгу «Петр Первый» историка Павленко… Лучше бы я ее не читал. Все ответы, как потом оказалось, я и так знал, но так как прочитал слишком много, утонул в деталях. Я стал первым участником, который проиграл на зеленой дорожке. Это было так позорно, как если бы знатоки «ЧГК» проиграли игру. Но я все равно решил поступать в МГИМО. Дома все пытались меня отговорить: мол, бедный Толик, понимаешь, люди, которые пытаются взять такие высоты и не достигают, потом трогаются умом. А я твердил: «Нет, буду поступать».

На передаче у меня был вопрос про Нарву, и я навсегда запомнил, что за любой Нарвой будет Полтава.

И я поступил. Есть цели, которые не взять сразу, но их можно добиться упорством и трудолюбием.

Не знаю, кем я стал бы без «Умников и умниц». Может, жил бы сейчас в Нальчике с супругой-нальчанкой, мы бы выращивали свой сад. Для меня программа стала трамплином, прыжком с высоты в воду. «Умники» вообще многим дали путевку в жизнь — например, в прошлом году победитель игры 1993 года Костя Тулупов выиграл конкурс «Лидеры России».

Я стажировался в МИДе, но после ушел в журналистику и стал работать на Первом канале в программах у Любимова и Познера. Потом был руководителем регионального направления в крупном PR-агентстве и замдиректора в газетном холдинге. Наивысшей точкой моей карьеры стала работа в Пенсионном фонде России: я стал советником председателя. После этого работал пресс-секретарем в федеральном Фонде содействия жилищному строительству. Но в конце 2011 года в Кучино стали рубить березовую рощу, и я завязал с пиар-карьерой, став борцом за экологию. Неожиданно для себя стоял под КАМАЗами, дрался с охраной, ломал заборы, расчищал лес, занимался очисткой канализации и в итоге добился закрытия полигона. Чтобы достучаться до власти с созидательными идеями, участвовал во множестве предвыборных кампаний разного уровня. За прошлый год посетил все свалки и помойки Московской области. Вместе с организацией «Экосила 50» добился, чтобы в Балашихе запланировали создание одного из крупнейших в России парков. Сейчас создаю свою политическую партию.

До «Умников и умниц» я писал и в «Звездный час», и в передачу «Великолепная семерка» с Белоголовцевым, но ответа от них не получал. Мне было важно попасть в телевизор: очень нравилась девочка в школе, и я хотел засветиться на экране.

Про «Умников и умниц» мне рассказал одноклассник и, как за ним водилось, все переврал. С его слов я понял, что благодаря программе поступить можно не в МГИМО, а ЛИТМО — наш Ленинградский институт точной механики и оптики (сейчас — Университет ИТМО. — Прим. T&P). Я посмотрел передачу, аббревиатура МГИМО там не расшифровывалась, и, когда я стал на пишущей машинке набирать ответы на вопросы, меня даже не смутило, что все они были чисто гуманитарные. Странно, но тогда даже не сообщался точный адрес — чисто логически я додумался, что письмо надо отправлять в «Останкино» на Академика Королева.

Темы передачи сообщали за месяц. Я помню все: «Древняя Греция», «Змея в мировой культуре», «Дон Кихот и его дети», «Великие политики XX века» и «Адольф Гитлер». Для последней я принес из библиотеки трехтомник Иоахима Феста. Тогда на русском языке, слава богу, литературы о Гитлере было не очень много, и по сути нужно было угадать, по какой книге Вяземский будет составлять вопросы. По другим темам приходилось работать с бóльшим объемом литературы.

Вечером, за день или за два до съемок Юрий Павлович и творческая группа проводили с будущими участниками собеседование — задавали вопросы, чтобы понять, можно ли человека пускать в телевизор, сам он писал ответ или нет.

На съемках в уши не вставляли микрофоны, как делают сегодня. Что-то под одежду нам, конечно, засунули, но я не чувствовал, что нас снимают. Один молодой парень в студии в голос рыдал оттого, что не прошел в финал. У меня тоже был сложный момент: перед самой игрой я уронил в унитаз свой талисман. Это должно было меня демотивировать, но я как-то справился.

Самой яркой получилась передача про Дон Кихота и его детей. В студии был воссоздан интерьер венты — испанского постоялого двора: на столе стояла настоящая еда, а в студию привели живого осла. Участникам строго запретили есть во время передачи, но мы все равно тихонько подъедали.

На следующей передаче перед финалом ко мне подошел Вяземский и спросил, на какой факультет я хочу поступать. Я говорю: «Юрий Павлович, вы с ума сошли? Я такие вещи перед передачей обсуждать не буду, давайте выиграем, будет видно». А он: «Нет, все равно, мне надо записать». Я сказал, мол, напишите какой хотите. И вот я выигрываю. В июне Вяземский мне набирает и переспрашивает, куда в итоге я собрался. Я спрашиваю: «Куда посоветуете?» А он мне: «Вы там вроде историю любите, идите на международные отношения». Когда я приехал на медкомиссию и для прохождения других формальностей (приказ о моем зачислении был подписан ректором еще на передаче в мае), то в документах себя не нашел. Оказалось, что Вяземский по ошибке записал меня на международно-правовой факультет. Юристом я не планировал становиться, но так вышло, что судьба рукой Вяземского решила за меня.

В дореволюционном Петербурге немало выдающихся деятелей культуры окончили Училище правоведения, но при этом и не думали идти работать в качестве юристов. Я рассуждал так же. Диссертацию, конечно, защитил, но как практик работал недолго. Мне всегда были интересны творческие вещи, поэтому я поступил в аспирантуру, а в МИД не пошел. Зарплата в центральном аппарате тогда была равна моей стипендии. Ушел с головой в науку и пока не вернулся оттуда. На сегодняшний день, если не ошибаюсь, написал восемь научных монографий (без переизданий), три научно-популярные книги, роман и повесть. В 2010 году участвовал в создании кафедры регионоведения и исламоведения в Казанском федеральном университете — первой в новейшей истории России кафедры исламоведения в светском вузе. Еще в конце 1990-х начал изучать исламскую экономику. Со временем появились другие научные интересы, но совсем уйти от этой темы мне, к сожалению или к счастью, не удалось: лекции и статьи по этой проблематике пользуются каким-то нездоровым спросом.

Вяземский, на мой взгляд, занимается великим делом — вытаскивает самородков из глубинки и помогает поступить в хороший московский университет. Помню, один мальчик самостоятельно изучал какой-то мертвый язык и писал на нем трактат. Анатолий Васильевич Торкунов, занимающий пост ректора МГИМО с 1991 года, всегда подчеркивал, что «умники» — это белая кость, одни из лучших студентов вуза. Мне не раз помогало, что он знал меня в лицо со времен передачи: я мог запросто записаться к нему на прием и решить какие-то бытовые вопросы, например переселиться из одной комнаты общежития в другую.

Мы были, пожалуй, самыми знаменитыми «умниками», потому что тогда игры показывали в субботу в 18:00. Долгое время меня узнавали на улице. Когда я на передаче изображал Черчилля, то сказал: «Але, Геринг?» — малолетки в школе еще долго кричали эту фразу мне вслед. А учитель истории отметил:

«Очень хорошо выступали, но одно замечание позволю себе: белые носки все-таки не надо было надевать».

Сегодня передача не утратила своей актуальности, но формат поменялся. Нам нравился Вяземский, потому что он всегда использовал богатый реквизит, заставлял во что-то наряжаться, да и сам мог надеть парик, камзол и прошептать на ухо обжигающим шепотом: «Разоблачайтесь». Устраивал конкурсы, например кто дальше выстрелит из бурдюка с пульверизатором. Это было смешно и живо. Сейчас я перестал смотреть программу: в последнее время мне попадались ребята с каменными лицами, в костюмах, с зализанными волосами — совершенно неживые. А среди гостей — члены «Единой России», бюрократы, серые чиновники, которые не то что телезрителю, но и своим родственникам неинтересны.

В школе я мало смотрела телевизор, но программа «Умники и умницы» была исключением. Как оказалось позже, гимназия, в которой я училась, входила в список престижных заведений, из которых хороших учеников приглашали просто так. Но я не знала об этом, поэтому пошла самым известным путем — написала эссе на заданную тему («Что такое любовь?» — мне она очень понравилась).

Конечно, попасть в телевизор, приехать в огромное «Останкино» было удивительно. Я поразилась маленькой съемочной площадке, которая в телевизоре смотрится совсем иначе, яркому свету и большому количеству грима. Когда я вышла на дорожку, Вяземский держал в руках карточки так, что написанные на них ответы было видно. Я начала смущаться, отворачиваться, чтобы отвечать самостоятельно, хотя, наверное, многие подсматривали.

Тема программы была «Пушкин и Наполеон» — у меня дома до сих пор целая гора книжек об этом. Я много готовилась и скупила практически всю доступную литературу. Ярче всего запомнился момент, когда у меня спросили: «Что делал Наполеон, когда умирал?» Я понимала, что это должно быть что-то нестандартное, но точного ответа не знала и придумала свой: «Смеялся». Оказалось, писал письмо. После игры у меня было чувство, что я опозорилась перед всей страной. Я рада, что записей игры сейчас не сохранилось.

Моей целью было поступить в МГИМО, я даже ходила к ним на дни открытых дверей, но после игры не стала пробовать и пошла на прикладную лингвистику в МГЛУ. В годы студенчества я еще писала в резюме про участие в «Умниках и умницах», но сейчас редко об этом вспоминаю. Я осталась в Институте Мориса Тереза преподавать испанский и проработала больше десяти лет. Сейчас учу языку онлайн.

Мне сложно объяснить, зачем вообще существует эта программа. Она проверяла мою эрудицию и объем памяти, но не знания и не логическое мышление. В будущем это никак не пригодилось.

Мне ближе образование по вальдорфской системе, когда детям не навязывают знания, а стараются раскрыть таланты. Своего ребенка я отдам именно в вальдорфскую школу.

До участия в «Умниках» я программой особо не интересовался. Ее смотрела мама, а я иногда угадывал половину ответов, что привело ее к завышенным представлениям о моих интеллектуальных способностях. Она заставила меня написать туда письмо в обмен на остро мне необходимые деньги на вечеринку. Я написал и забыл. Через полгода мама делала уборку в квартире, нашла письмо и отправила. За две недели до съемок мне позвонили с приглашением.

Телевидение вызывало восторг больше у родителей и родственников, чем у меня: в 11-м классе я интересовался в основном андеграундными концертами, вечеринками, музеями, книгами и компьютерными играми. В «Останкино» я запомнил киоск на шестом (если не ошибаюсь) этаже, где можно было купить всякие снеки, — спустя четыре года я продолжал туда ходить по ночам, когда работал в новостях на НТВ.

Мне, конечно, хотелось выиграть. Но в первый день, когда снимали блок из четырех программ, меня не вызвали на дорожку и ни разу не спросили, хотя к той теме я был готов хорошо (тема была про жития святых, так что во время подготовки я успел провести месяц в библиотеке при Александро-Невской лавре). Идти на второй день съемок не хотел — к теме про четырех Людовиков я прочитал всего две или три книги, — но выбора не было. Каким-то чудесным образом меня все время спрашивали и я постоянно правильно отвечал, хотя 9 из 10 вопросов просто угадал. Это был дикий стресс. Я, если честно, долго не верил, когда меня перевели сначала из первого тура во второй, а затем когда выиграл на дорожке.

В МГИМО решил идти на на журналистику: она казалась самой близкой моим интересам. После учебы переехал в Москву. Запустил Look At Media вместе с другим участником программы Алексеем Аметовым. Пожил в США. Стал читать заметно меньше книг.

Если оглянуться на прожитый отрезок жизни, то участие в «Умниках» кардинально поменяло мою жизнь. Без них я так бы и жил в Питере, работал бы сейчас учителем литературы или истории, ходил на андеграундные концерты, на вечеринки, в музеи, читал книги и играл в компьютерные игры.

Собеседование с Юрием Вяземским и шеф-редактором программы Татьяной Смирновой я прошел чудом. Они спросили, как звали папу Татьяны Лариной, а о нем буквально пару дней назад упоминала мама. Я всех впечатлил уверенным ответом: «Дмитрий Ларин!» Так и влетел в передачу.

Темы для подготовки к передаче, пусть и пространные, дают за несколько месяцев. У нас были Пунические войны, медики XIX–XX веков и советские разведчики. Я со скепсисом относился ко всей этой затее и уже перед началом съемок думал отказаться, потому что чувствовал, что готов не очень хорошо, но родители настояли.

Первое, что меня поразило, — это крохотная студия, хотя на экране она выглядит просторной и светлой. Но после трех дней съемок в этой комнатке я приходил в себя, наверное, несколько недель. Для моего возраста это было, как бы сейчас сказали, mind blowing. Я перенесся в параллельное пространство со своими правилами и законами. По общему чувству эйфории это можно сравнить разве что с бизнес-школой — когда ты на год или два уезжаешь в другой мир, а потом возвращаешься и с трудом понимаешь, что происходит вокруг.

Что меня так захватило? Во-первых, спортивный азарт, который появляется на самой игре. Тебе хочется побеждать. Поэтому, проиграв в четвертьфинале, я сразу стал выяснять, есть ли возможность вернуться и все-таки пройти в полуфинал (оказалось, есть, и я всячески пытался прорваться обратно в игру с позиции зрителя). Во-вторых, я завел действительно необычные и интересные знакомства. Кому-то может показаться, что все участники — какие-то затюканные зубрилы, но это совсем не так. В моем случае собрались очень разные люди, но все без исключения — со здоровым прибабахом, который выражался в манере рассуждений, поведении, а главное — в стиле мышления: все участники отличались вниманием к фактам, деталям и умением вгрызаться в материал.

В-третьих, сам Вяземский — «заумник», как он сам себя называл. Очень харизматичный человек. Можно по-разному относиться к его взглядам, но на программе он — сенсей и мастер.

Вся программа достаточно прозрачна: победитель, как и говорит перед началом игры Юрий Павлович, поступает «без экзаменов в МГИМО, один из лучших вузов нашей страны. Здесь и сейчас прямо на ваших глазах». Но все же остается очень много случайных факторов. У нас все работало «по олдскулу»: отвечающего с трибуны выбирали по поднятой руке. Иногда вопросы даже не требуют особой подготовки, а нацелены на общую эрудицию.

Мой друг поступил в МГИМО, потому что ответил на вопрос «Что открыл Тасман?». Он произнес «Тасмания» с огромным недоумением на лице

— не мог поверить, что все так просто. Но бывает всякое: он стал финалистом.

Мне тоже задали вопрос, на который можно было ответить, просто исходя из логики — что такое квинквирема (корабль с пятью рядами весел.— Прим. T&P) и пентеконтор (корабль с 50 веслами. — Прим. T&P). Подсказкой была цифра пять. Выбор встал между пятью палубами, пятью людьми на веслах и пятью мачтами. Не угадал и сел на скамеечку.

Из-за «Умников и умниц» я окончательно решил поступать в МГИМО. Когда проигрываешь, затаиваешь обиду и решаешь: «Да я сам все сделаю!»

У студентов есть неофициальный рэп-гимн, написанный, кажется, в 2005 году, с такими строчками: «С улицы попадают только „Умники и умницы“». Но с реальными предрассудками я никогда не сталкивался.

Несмотря на гуманитарный уклон передачи, я выбрал факультет международной экономики, а сейчас работаю в управленческом консалтинге. Сфера у участников интеллектуальных программ, кстати, относительно популярная: Денис Галиакберов, восходящая звезда «ЧГК», работает в консалтинговой компании McKinsey, Максим Поташев руководит собственной компанией RP Consulting. И я эту сферу покидал только раз, сделав перерыв на бизнес-школу.

Несколько лет после игры я вел комьюнити бывших участников и развивал группу во «ВКонтакте» — выкладывал туда передачи, которые хитрыми способами оцифровывал. Первые три года поддерживал связь с другими игроками и, конечно, общался с теми, кто тоже поступил в МГИМО.

Сейчас я с ужасом смотрю на записи передачи: за эти годы у меня произошла определенная эволюция в имидже и понимании того, как вести себя на публике и перед камерой, а там я выглядел максимально, так скажем, не по-телевизионному. Поэтому показываю ролики на YouTube друзьям только со словами «Ребят, хотите поржать?».

У меня, как и у многих участников «Умников и умниц», фанатами передачи в первую очередь были родители. Еще в 9-м классе мама начала забрасывать удочки, призывала меня писать письма. Хочется ее поблагодарить: для меня самой участие в программе казалось чем-то далеким и недостижимым.

Ответы на вопросы Юрия Вяземского я писала почти всегда сразу после передачи, от руки, складывала письмо в конверт и несла на почту. В общей сложности отправила больше 20 эссе. А были ребята, которые отправили всего несколько писем. От количества, как показала практика, мало что зависело.

В конце 2007 года и компьютер, и интернет у меня уже были. Но для подготовки я читала в основном бумажные книги — набрала целую стопку. И даже с ней не понимала уровень своей подготовки — просто старалась читать и запоминать.

На самой игре было много казусов: например, одна девушка так сильно переживала, что все время сидела с поднятой рукой. Юрий Павлович несколько раз настойчиво просил ее опустить руку, прежде чем она наконец поняла, в чем проблема. До сих пор помню свой первый правильный ответ на дорожке про первую проданную картину Ван Гога. Как я вспомнила ее в самый последний момент, до сих пор не понимаю — магия!

Я ехала не побеждать, а просто попробовать свои силы. Но после первой игры наступила эйфория, я прошла в финал. Дальше было сложнее: я стала нервничать и проиграла. Было очень грустно, но в те времена для финалистов были льготы в МГИМО (потом их, к сожалению, отменили) — было глупо упускать такой шанс. Поэтому я начала усиленно учить английский и поступила на факультет международных экономических отношений (МЭО). После МЭО пошла в магистратуру, а затем работала в компании AB InBev Efes, где сейчас занимаю должность старшего бренд-менеджера. Несколько лет работала с крупными локальными брендами и участвовала в организации спонсорских активаций на чемпионате мира по футболу.

«С улицы», как пелось в неформальном гимне, в наши годы поступало уже много умных замечательных ребят, помимо «Умников». Особенного отношения к себе я в МГИМО не замечала, лишь интерес к тому, как все было устроено на программе. Но если оглянуться на прожитый отрезок жизни, то можно сказать, что участие в «Умниках и умницах» было для меня судьбоносным. Без них непонятно, где бы я училась, жила, кем были бы мои друзья. Думаю, все было бы абсолютно по-другому.

Читайте нас в Facebook, VK, Twitter, Instagram, Telegram (@tandp_ru) и Яндекс.Дзен.