Конец эксплуатации: почему нам нужно скорее перейти к посттрудовому обществу

В будущем вместо людей тяжелую работу должны делать роботы, считают ультралевые интеллектуалы Ник Срничек и Алекс Уильямс, авторы манифеста посткапиталистического будущего. Но этому в ближайшие два десятилетия будут мешать инженерные проблемы, а в некоторых случаях человеческий труд стоит просто дешевле машинного. Тем не менее Срничек и Уильямс требуют не дожидаться, пока полная автоматизация свершится под давлением экономической необходимости, а перевести ее в область политических требований. Как это сделать — в отрывке из книги «Изобретая будущее».

1

Примеры можно усмотреть в стахановском движении или в комментариях Ленина: «Русский человек — плохой работник по сравнению с передовыми нациями... Надо создать в России изучение и преподавание системы Тейлора, систематическое испытание и приспособление ее» (Владимир Ленин, «Очередные задачи Советской власти», 1918 // marxists.org. По поводу критики идеи свободы без изобилия см.: «это развитие производительных сил... является абсолютно необходимой практической предпосылкой еще и потому, что без него имеет место лишь всеобщее распространение бедности»).
 

2

У нас нет места для обсуждения здесь важных этических вопросов, связанных с машинами и трудом, но они существуют — особенно в области искусственного интеллекта.
 

3

Хотя отказ от работы — общая тема для левых, требование полной автоматизации, как ни удивительно, почти не выражено. В последнее время слышны призывы Аарона Бастани (NovaraMedia) к «полностью автоматизированному luxury-коммунизму», к ним со сходными лозунгами присоединяются члены коллектива «Plan C» — мы хотели бы развить эту дискуссию.
 

4

«Развитие производительных сил общественного труда — это историческая задача и оправдание капитала. Именно этим он бессознательно создает материальные условия более высокой формы производства» (Marx K. Capital: A Critique of Political Economy: Vol. III. London: Lawrence & Wishart, 1977. P. 259).

Наше первое требование — это полностью автоматизированная экономика. Используя последние достижения технологии, такая экономика будет стремиться к освобождению человечества от изнурительного труда и одновременно производить все больше благ. Без полной автоматизации посткапиталистическое будущее должно по необходимости выбирать между изобилием ценой свободы (повторение трудоцентризма Советской России) и свободой за счет изобилия, как это изображалось в примитивных антиутопиях1. При автоматизации, наоборот, машины могут производить все больше необходимых товаров и услуг, одновременно освобождая от усилий по их производству человечество2. Именно поэтому мы настаиваем на том, что нужно изо всех сил способствовать ускорению тенденций, направленных на автоматизацию и замену человеческого труда, и определить это как политический проект левого движения3. Это проект, который берет уже существующие в капитализме тенденции и стремится вывести их за приемлемые для капиталистических общественных отношений параметры.

Капитализм долгое время был синонимом быстрых технологических изменений: движимые стремлением к накоплению, средства производства постоянно меняются4. В XIX веке началась механизация сельского хозяйства, а с ней процесс централизации: фермы, становившиеся все крупнее, стали аккумулировать небольшие участки земли. Ремесленная деятельность тоже преобразилась с появлением машин, которые вмешались в производственный процесс подобно инопланетянам. Работа, которую традиционно делал квалифицированный работник, теперь дробилась на отдельные составляющие, которые не требовали квалификации и часто производились с помощью машин. Работники теперь были закреплены за определенными участками процесса, а инструменты, которые некогда подчинялись работникам, теперь стали машинами и ритмически дирижировали работниками. Труд становился все более монотонным, деквалифицированным и управляемым машинами — с бóльшим спросом на дешевую неквалифицированную рабочую силу (в особенности женщин и детей).

В начале ХХ века эта тенденция начала меняться с появлением технологий, которые устраняли наиболее рутинные и стандартные ручные операции (такие, как подъем и перемещение товаров). Нужда в квалифицированных работниках выросла — они присматривали за новыми машинами, выполняли растущий объем работ по их обслуживанию и управляли новыми укрупнявшимися компаниями. Затем квалифицированный труд стал еще более необходим, когда в начале ХХ века начался взлет офисных технологий — пишущих машинок, копировальных машин и т.п., — для которых требовались относительно образованные операторы. Другими словами, технологии вызывают неоднородную деквалификацию, о чем свидетельствует растущий спрос на квалифицированный труд в последнее столетие. В этот период занятость на производстве продолжила снижаться под влиянием технологий, направленных на повышение производительности. Автоматизация массового производства в начале ХХ столетия постепенно расширялась, захватывая и область мелкосерийного производства.

Если в 1970 году в промышленности работало 1000 роботов, сегодня их уже более 1,6 миллиона.

5

В мировом масштабе 45% работников занято в сфере услуг, 32% — в сельском хозяйстве, 23% — на производстве, при этом более половины роста числа рабочих мест приходится на сферу услуг (Global Employment Trends — 2014: Risk of a Jobless Recovery? Geneva: International Labour Organization, 2014. P. 23).
 

6

Сюда не включено большое количество роботов, которых покупают для развлечения, домашнего и личного сервиса (World Robotics. P. 20).
 

7

Рутинный труд сократился с 60 до 40% от общей занятости в США за этот период (Autor D., Levy F., Murnane R. The Skill Content of Recent Technological Change: An Empirical Exploration // Quarterly Journal of Economics. 2003. Vol. 118. No 4. P. 1296; Albanesi S. et al. Is Job Polarization Holding Back the Job Market? // Liberty Street Economics. 2013. March 27).
 

8

Значимость 3D-печати заключается в первую очередь в способности создавать сложное с помощью простой технологии — это может быть все, что угодно, от дома до реактивного двигателя и человеческих органов. Во-вторых, резкое сокращение стоимости производства (как с точки зрения материала, так и трудозатрат) с ее помощью возвещает новую эпоху строительства базовой инфраструктуры и жилья. И наконец, ее гибкость является значительным преимуществом перед традиционными затратами, связанными с долгосрочными инвестициями в новые производственные линии.
 

9

Коммерческие предприятия, несомненно, первыми примут эту технологию на вооружение, поскольку она позволяет существенно сэкономить. Государственные и общественные сервисы (такие, как уже существующая в Лондоне автоматическая надземка), вероятно, станут вторыми. Наконец, законодательными и страховыми мерами потребителей тоже заставят принять эту технологию.
 

10

До сих пор полезное, хотя и слегка устаревшее, описание различных процессов автоматизации: Ramtin R. Capitalism and Automation: Revolution in Technology and Capitalist Breakdown. London: Pluto, 1991. Ch. 4.

В том, что касается занятости, промышленность достигла глобальной точки насыщения. Даже в развивающихся странах тренд направлен на деиндустриализацию, а занятость растет преимущественно в сфере услуг5.

Спад производства, пришедшийся на вторую половину ХХ века, скрыл из виду еще одно изменение. В то время как ранние офисные технологии дополняли собой работников и увеличивали спрос на них, новые микропроцессорные и компьютерные технологии стали замещать малоквалифицированных работников сферы услуг — например, телефонных операторов и секретарей. Сейчас набирает обороты роботизация сервисов: за последние пятнадцать лет продано более 150 000 профессиональных сервисных роботов6. Под особой угрозой оказались «рутинные» профессии — те, которые можно закодировать пошагово. Компьютеры идеально подходят для выполнения таких задач, если есть соответствующее программное обеспечение; это привело к резкому сокращению рутинной работы (как ручной, так и креативной) за последние четыре десятилетия7. Итогом стала поляризация рынка труда, ведь многие малоквалифицированные и малооплачиваемые профессии рутинны, а следовательно, подвержены автоматизации. Сейчас и в Северной Америке, и в Западной Европе основное место на рынке труда занимают низкоквалифицированные работники, выполняющие низкооплачиваемую физическую работу (например, в фастфуде, розничной торговле, на транспорте, в гостиничной сфере, на складах), в сочетании с небольшим количеством высококвалифицированных работников, которые заняты нерутинным, хорошо оплачиваемым интеллектуальным трудом.

Новейшая волна автоматизации должна кардинальным образом изменить это распределение на рынке труда, затронув каждый аспект экономики: сбор данных (чип-идентификация, большие массивы данных); производство (гибкое производство роботов, технологии 3D-печати8, автоматизированный фастфуд); сферу услуг (служба поддержки и уход за пожилыми на основе искусственного интеллекта); принятие решений (компьютерные модели, программы-агенты); управление финансами (компьютерный трейдинг); и особенно дистрибуцию и доставку (логистическая революция, самоуправляемые автомобили9, доставка с помощью дронов и автоматизированные склады). В каждой без исключения сфере экономики — от производства до дистрибуции, от управления до розницы — мы видим масштабные тенденции к автоматизации10. Последняя волна автоматизации базируется на алгоритмических улучшениях (особенно в области машинного и глубинного обучения), быстром развитии робототехники и экспоненциальном росте вычислительных мощностей (что сделало возможной обработку больших массивов данных): все это создает «второй машинный век», который видоизменяет спектр задач, доступных машинам.

Рождается эпоха во многих смыслах исторически уникальная. Новые технологии распознавания автоматизируют не только рутинные, но и нерутинные задачи: сложные коммуникационные технологии позволяют компьютерам обогнать людей в выполнении определенных задач, требующих высокой квалификации, а развитие робототехники приводит к тому же эффекту в самых разных видах ручного труда. Так, например, беспилотные автомобили подразумевают автоматизацию нерутинной физической работы, а нерутинную интеллектуальную работу, такую как написание новостных историй или исследование юридических прецедентов, теперь умеют делать роботы. В перспективе это означает, что каждый, от биржевого аналитика до строителя, от шеф-повара до репортера, рискует быть замененным машиной. Работники, которые перемещают символы по экрану, точно так же находятся в зоне риска, как и те, кто перемещает товары по складу. В одном докладе предсказывается, как «опустеют биржевые залы» по мере того как роботы будут все глубже проникать в финансовую сферу; розничная торговля, долгое время служившая бастионом постиндустриальной занятости, тоже вот-вот уступит машинам; по всему миру прогнозируется исчезновение более 140 миллионов рабочих мест, связанных с интеллектуальной деятельностью.

Если последняя волна автоматизации привела к поляризации рынка труда, то следующая выкосит низкоквалифицированный и низкооплачиваемый участок этого рынка.

11

В русле неожиданного возрождения старой марксистской теории две недавние модели предсказали, что автоматизация приведет к обнищанию работников: Sachs J., Benzell S., LaGarda G. Robots: Curse or Blessing? A Basic Framework / National Bureau of Economic Research. 2015. April. Working Paper; Benzell S. et al. Robots Are Us: Some Economics of Human Replacement / National Bureau of Economic Research. 2015. February. Working Paper.
 

12

Summers L. Доклад на круглом столе «The Future of Jobs» на конференции «The Future of Work in the Age of the Machine», Hamilton Project, Вашингтон, 19 февраля 2015 года, см. на сайте [hamiltonproject.org]. МОТ также утверждает, что сегодняшний вялый рост рабочих мест главным образом связан с вялым ростом экономики, однако он же отмечает, что рост производительности восстановился быстрее, чем рост занятости (World Employment and Social Outlook: The Changing Nature of Jobs. Geneva: International Labour Organization, 2015. P. 19, 23).

Скорее всего, замещение человеческого труда машинным грозит работникам снижением зарплат и скорым обнищанием11. Новая волна автоматизации как минимум резко изменит устройство рынка труда и, вероятно, приведет к значительному сокращению спроса на рабочую силу.

Многие экономисты, однако, указывают на то, что производительность не выросла до того уровня, которого можно было бы ожидать от революции в автоматизации12. Если машины заменяют половину работников завода, его производительность должна удваиваться при производстве того же количества товара. Но на деле в последнее десятилетие, в особенности после кризиса, наблюдается глобальное замедление роста производительности. Оставив за скобками тот факт, что производительность, как известно, крайне сложно измерить, мы можем дать несколько объяснений этой аномалии. Во-первых, очень вероятно, что низкая заработная плата мешает инвестициям в технологии улучшения производства. Доступ к большим резервам дешевой рабочей силы значит, что у компаний меньше стимулов делать капитальные вложения. Зачем закупать новые машины, когда дешевые работники будут делать то же самое за меньшие деньги? Это значит, что

в стремлении прийти к полной автоматизации ключевой дополнительной задачей является борьба за повышение ставок оплаты труда.

Во-вторых, скорее всего, работает фактор задержки. В 1990-е годы IT-революция не сразу отразилась в показателях производительности, поскольку компаниям приходилось инвестировать в развитие новых технологий, а затем адаптироваться к их возможностям. Для эффективного использования новых технологий нужно менять организацию труда, приобретать новые навыки, пересматривать все производственные процессы.

13

Однако недавние исследования позволяют заключить, что промышленные роботы уже способствовали росту производительности труда в последнее время; их вклад составил около 16% этого роста. См.: Graetz G., Michaels G. Robots at Work. London: Centre for Economic Performance, 2015. P. 21, pdf доступен на сайте.

В целом можно говорить о том, что инвестиции в цифровые технологии сталкиваются с отставанием роста производительности на 5–15 лет. Среди технологий, которые обсуждаются сегодня, много радикально новых — всего десять лет назад их нельзя было себе даже представить. Это означает, что скачку показателей производительности будет предшествовать пауза: технологию сначала осваивают, а затем приспосабливают к бизнес-модели13. И наконец, что самое важное, наши размышления в основном строятся на нормативном утверждении, а не на описательном. Полная автоматизация — это то, что может и должно быть осуществлено, независимо от того, началась она или еще нет. Среди американских компаний, которые выиграли бы от внедрения промышленных роботов, сделали это менее 10%. И это только в одной области, ожидающей полной автоматизации, что подчеркивает необходимость

14

Стандартным марксистским ответом на полную автоматизацию было бы указание на то, что у нее имеются «объективные» пределы и капитализм никогда не уничтожит свой источник прибавочной стоимости (а именно труд). Но этот довод смешивает системный результат с индивидуальными стимулами, внутренние барьеры — с абсолютным пределом, а политическую борьбу — с теоретической нестыковкой. Во-первых, индивидуальная мотивация заключается в повышении производительности технологии, чтобы получить дополнительную прибавочную стоимость относительно конкурентов. Системный результат выражается в ущербе для всех капиталистов (производится меньше прибавочной стоимости), но сохраняет выгоду для отдельных капиталистов, и потому процесс продолжается. Во-вторых, пределы капиталистического способа производства ошибочно принимаются за пределы любого возможного изменения. Если капитализм несовместим с полной автоматизацией, делается вывод, что полная автоматизация невозможна. Эта позиция делает капитализм конечной остановкой истории и заранее отвергает любые посткапиталистические возможности. Наконец, теоретически выведенная нестыковка между подъемом производительности, ростом органического строения капитала и сокращением нормы прибыли представляет ситуацию, которой капитал никогда не допустит из-за ее системных последствий. За пределами картины здесь оказывается политическое движение, которое будет бороться за то, чтобы вывести капитализм из себя. Иными словами, тот довод, что полная автоматизация никогда не произойдет, попросту постулирует неэффективность политической борьбы. Вдобавок эта линия мышления отказывается от критических высказываний в адрес капитализма и принимает его за финальный этап истории. Рамин Рамтин заявляет без обиняков: «Тот факт, что [полная автоматизация] приведет к взрыву социально-экономических и политических противоречий, не делает ее невозможной» (Ramtin R. Op. cit. P. 103). Из требования полной автоматизации попросту следует, что благосостояние может иметь некапиталистическое происхождение. Образцы критики полной автоматизации см. в работах: Mandel E. Late Capitalism. London: Verso, 1998. P. 205; Caffentzis G. The End of Work or the Renaissance of Slavery? A Critique of Rifkin and Negri // In Letters of Blood and Fire. Oakland, CA: PM Press, 2012. P. 78.
 

15

Нужно сказать, что задачи, связанные с неявным знанием, все более автоматизируются посредством контроля окружающей среды и машинного обучения, а самые последние инновации устраняют саму нужду в регулируемой среде. Frey C.B., Osborne M. Future of Employment. P. 27; Autor D. Op. cit.; Yang S. New “Deep Learning” Technique Enables Robot Mastery of Skills via Trial and Error // Phys.org. 2015. May 21.
 

16

Как отмечает Маркс, «поэтому в коммунистическом обществе машины имели бы совершенно другой простор, чем в буржуазном обществе» (Marx K. Capital: Vol. I. P. 515, n. 33).

перевести полную автоматизацию в область политических требований, а не дожидаться, пока она свершится под давлением экономической необходимости.

Тут поможет целый ряд мер: увеличение государственных инвестиций, повышение минимальной заработной платы и исследования в области технологий, которые будут заменять работников, а не увеличивать их число. Наиболее подробные оценки рынка труда предполагают, что 47–80% сегодняшних рабочих мест могут быть автоматизированы. Мы предлагаем принять эту оценку не как однозначный прогноз, а как внешний контур политического антитрудового проекта. Эти цифры следует взять за образец, по которому мы будем измерять наш успех.

Тогда как мы представляем полную автоматизацию экономики как некий идеал и требование, на практике этого вряд ли можно достичь14. В определенных областях человеческий труд продолжат использовать — по техническим, экономическим и этическим причинам. На техническом уровне сегодня машины по-прежнему отстают от людей в профессиях, требующих креативности, высокой степени изменчивости, вовлечения чувств и эмоций; в большинстве задач, требующих неявного знания, которое сложно эксплицировать15. Инженерные проблемы, связанные с автоматизацией таких задач, представляются непреодолимыми в ближайшие пару десятилетий (хотя примерно то же говорили о беспилотных автомобилях всего десять лет назад), и программа полной автоматизации должна стремиться финансировать исследования, которые раздвинут эти границы. Второе препятствие на пути к полной автоматизации вызвано экономическими причинами: некоторые задачи уже сегодня могут выполняться машинами, но стоимость этих машин превосходит стоимость эквивалентного человеческого труда16.

Несмотря на эффективность, точность и производительность машинного труда, капитализм предпочитает извлекать прибыль и, следовательно, использует человеческий труд всегда, когда это дешевле,

чем капитальные вложения. Программа полной автоматизации должна стремиться обойти и эту проблему с помощью таких простых мер, как рост минимальной зарплаты, поддержка рабочих движений и применение государственных субсидий для стимуляции отказа от человеческого труда.

Последний барьер на пути полной автоматизации — тот нравственный статус, которым мы наделяем некоторые профессии, такие как уход за людьми. Многие считают, что такие задачи, к которым относится и воспитание детей, может выполнять только человек. Мы очертим два возможных подхода к таким профессиям. Первый подразумевает, что такой труд имеет нравственную ценность и должен выполняться людьми, а не машинами. Однако

в посттрудовом обществе работа по уходу за людьми может получить бóльшую ценность, чем тот привилегированный статус, которым сегодняшнее общество наделяет доходную работу.

17

Важно, однако, учитывать то, что исторически устройства, сберегающие домашний труд, приводят к повышению требований к ведению домашнего хозяйства, вместо того чтобы высвобождать больше времени (Cowan R.S. More Work for Mother: The Ironies of Household Technology from the Open Hearth to the Microwave. New York: Basic Books, 1985; Fortunati L. The Arcane of Reproduction: Housework, Prostitution, Labor and Capital. Brooklyn: Autonomedia, 1995. P. 145; Federici S. The Reproduction of Labor Power in the Global Economy and the Ufinished Feminist Revolution // Revolution at Point Zero: Housework, Reproduction, and Feminist Struggle. Oakland, CA: PM Press, 2012. P. 106–107).
 

18

«Производительность» мы здесь употребляем в строго марксистском смысле, а не в качестве предположения, что домашняя работа не является трудом.

Кроме того, свободное время, которое прибавится вследствие полной автоматизации, может способствовать экспериментам с альтернативными моделями устройства домашней жизни. У утопических экспериментов долгая история, к которой можно обратиться для переосмысления того, как в нашем обществе организована работа, связанная с домом, репродукцией и уходом. Необходимо подчеркнуть, что для этого все равно требуется политическое движение: посттрудовой мир может способствовать изменениям, но не может их обеспечить. Впрочем, более радикальный подход предполагает, что в будущем и такой труд должен быть по большей части автоматизирован17. Действительно, стереотип, будто женщинам свойственно заботиться о потомстве и они сами хотят выполнять эту эмоциональную работу, часто оказывается вредным прикрытием для их эксплуатации. Так что же произойдет, если исчезнет большая часть такого труда?

Традиционно домохозяйство было пространством, где технологические изменения отражались довольно скромно: бесплатная природа и отсутствие норм производительности этой работы не давали капитализму стимулов вкладываться в ее рационализацию18. Тем не менее такие задачи, как уборка и складывание одежды, теперь все чаще поручают машинам. Вспомогательные технологии и программирование эмоций также прокладывают путь к автоматизации некоторых очень личных и деликатных задач, которые, вероятно, больше подходят безличным роботам. Некоторые считают, что боль и страдания, связанные с беременностью, должны остаться в прошлом и не стоит окружать их таинственностью как нечто естественное и прекрасное. С этой точки зрения

синтетические формы биологической репродукции способствовали бы возникновению нового равенства между полами.

Мы не собираемся давать окончательную оценку этим прогнозам, просто обозначим их как возможности, которые открывает нам посттрудовое будущее. Однако, какой бы подход ни возобладал, суть в том, что труд не исчезнет сразу и полностью, он будет постепенно сокращаться. Полная автоматизация — это утопическое требование, которое нацелено на максимально возможное сокращение необходимого труда.

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Читайте нас в Facebook, VK, Twitter, Instagram, Telegram (@tandp_ru) и Яндекс.Дзен.