Творчество самого известного голландского постимпрессиониста подарило миру искусства более 800 произведений. Его самая трагическая картина, «Прогулка заключенных. Февраль», хранится в собрании ГМИИ им. А.С. Пушкина. В рамках фестиваля «Пятницы в Пушкинском» 13 марта 2020 года проект ScienceMe провел дискуссию, посвященную обсуждению этой картины. T&P публикуют конспект обсуждения.

Участники диалога

Людмила Альперн

Психолог-психоаналитик, правозащитник, исследователь тюрем, эссеист, автор книги «Сон и явь женской тюрьмы»

Елена Петровская

Кандидат философских наук, ведущий научный сотрудник, руководитель сектора эстетики Института философии РАН, лауреат премии Андрея Белого, главный редактор журнала «Синий диван»

Модератор

Вера Маслова

Научный сотрудник сектора эстетики Института философии РАН, сооснователь просветительского проекта ScienceMe

Елена:

В ГМИИ картина попала из существовавшего в начале ХХ века Музея нового западного искусства (ГМНЗИ), основу которого составляли коллекции Сергея Щукина и Ивана Морозова. Однако в 1948 году его было решено ликвидировать, а экспонаты распределить между Пушкинским музеем и Эрмитажем. «Прогулка заключенных» была передана Пушкинскому музею, где и сейчас занимает свое место в постоянной экспозиции.

«Прогулка заключенных»

«Прогулка заключенных»

Эту картину Ван Гог выполнил по мотивам другой работы — гравюры Гюстава Доре «Острог». Ван Гог вдохновлялся не столько самим Доре, сколько репродукцией, ксилографией гравюры Пизано. Почему Ван Гог делает копию? Дело в том, что большую часть 1890 года (год написания картины) Ваг Гог проводит в психиатрической больнице в Сен-Реми. Несмотря на то что у Ван Гога была отдельная комната под мастерскую, он не всегда мог писать с натуры, поэтому он просил своего младшего брата Тео присылать ему копии работ других художников, которые он мог бы копировать. В их числе он получил репродукцию работы Гюстава Доре.

В своем письме от 12 февраля 1890 года Ван Гог пишет: «Попробовал скопировать „Пьяниц“ Домье и „Каторгу“ Доре, очень трудно».

Ван Гог так реагирует на статью Альбера Орье, единственную прижизненную рецензию на его творчество: «Поверь я Орье, его статья побудила бы меня рискнуть выйти за пределы реальности и попробовать изобразить красками нечто вроде музыки в цвете, как на полотнах Монтичелли, но я так дорожу правдой и поисками правды, что мне в конце концов легче быть сапожником, чем музицировать поиском цвета. Во всяком случае, верность правде — наилучшее средство борьбы с постоянно угрожающим мне недугом».

В этих строках прослеживается его отчаянное стремление к реализму, но не к художественному стилю или методу: это скорее попытка совладать с болезнью художественными средствами. Все картины воспринимались Ван Гогом как сугубо реалистичные. Он воспринимал и искал в них некий покой.

Ван Гог — это художник, восприятие которого было необычным, модифицированным его болезнью

Однако то, что называется «шизофренией» Ван Гога, является не диагнозом, а эстетической установкой.

Мы используем некоторый опыт восприятия, характерный для человека, больного шизофренией, как схему для интерпретации его картин. Люди, которые осознают себя в этом состоянии, говорят, что окружающий их мир перестает быть реальным, он начинает заполнять чувственную сферу, человек погружается в состояние величайшей тревоги или эйфории. Человек испытывает ужас от этой чрезмерной насыщенности окружающего его мира и пытается от этого убежать. Одним из способов борьбы для Ван Гога была живопись. Характерная особенность письма художника связана с постоянной борьбой с приступами болезни и особой формой чувственности, которую он демонстрирует. Например, в своих письмах Ван Гог пишет: «…разрывающий душу малахитовый зеленый», для него зеленый цвет имеет совершенно особенное звучание и является выражением интенсивности переживаний. Такую же роль для него играет синий. В «Прогулке заключенных» мы видим столкновение этих двух цветов.

Ван Гог называет свое творчество реализмом, своей попыткой освоить мир и установить отношения с ним, достичь гармонии — того, чего он лишен в жизни.

Дополнением к этому может быть его экстатическая живопись. Это целая линия интерпретаций, которая пересекается с Эйзенштейном. Эйзенштейна интересуют такие примеры в истории искусства, которые, по его мнению, являются предвестниками экстаза, но не как тематика или изображение, а как устройство композиции. В кинематографе — композиции кадра, в искусстве — композиции картины. В качестве примера он выбирает творчество Джованни Пиранези, художника и графика XVIII века, который в свое время написал три серии тюрем: первую — в 1743 году, затем — в 1745-м, и последнюю — 20 лет спустя. Эйзенштейна интересует та серия, которую он называет экстатической.

Людмила:

Я смотрю на картину глазами Петра Кропоткина, русского анархиста, арестанта, князя, ученого, который незадолго до того, как Ван Гог попал в больницу, оказался в лионской тюрьме, сбежав в Европу из Петропавловской крепости.

У Кропоткина есть книга под названием «В русских и французских тюрьмах». Его описания тюремной жизни исключительно современны. Лионская тюрьма — тюрьма нового типа, созданная только для одиночного заключения, где узники встречались только на прогулке. Картина Ван Гога является иллюстрацией того, что Кропоткин видел из окна. Заключенные, изображенные на гравюре Доре, слились в один общий круг, к зрителю обращены лица лишь тех заключенных, которые поворачиваются к надсмотрщикам, чтобы те запомнили их и потом смогли узнать на улицах.

У Ван Гога совершенно другая история: в центре круга находится он сам. Его рыжие волосы — единственное, что отражает солнце. Несмотря на то что он не был заключенным в прямом смысле этого слова, художник был заключен внутри самого себя и внутри больницы.

Гюстав Доре рисовал гравюру для книги Б. Жерральда «Лондон» с рассказами о лондонской жизни, которая сопровождалась его иллюстрациями. На гравюре изображена не лионская тюрьма, а Ньюгейтская тюрьма в Лондоне, просуществовавшая 700 лет. Ее построили еще при нормандском завоевании Англии в XI веке, тюрьма была частью крепостной стены. Однако на картине Ван Гога все-таки лионская тюрьма. Вход в эту тюрьму выглядит так же, как и на картине.

Ван Гог — глубоко чувствующий художник, прославившийся необычной красочной живописью, которая, безусловно, особый мир, проникнуть в который — большое наслаждение.

Елена:

Тюрьму и «убежище» Сен-Реми объединяет идея нормализации. Об этом писал Мишель Фуко: он называл это дисциплинарными пространствами, местами, где формируются наши социальные тела, причем, в его понимании, мы проходим через разные этапы социального становления: это школа, армия, любые места, куда мы отправляем людей на карантин, так сказать. Изоляция — один из способов нормализации.

Поскольку я провожу линию, связанную с историей искусства, хочу обратить внимание на то, что тюрьма — это, конечно, не самый увлекательный сюжет для художника. Если мы вернемся к Пиранези, который так вдохновил Эйзенштейна, что тот фактически выстраивает кадр по принципу тюрем Пиранези, то нужно обратить внимание на то, что это тюрьмы, в которых нет людей. Это тюрьмы без заключенных. Фактически это архитектура тюрем. Более того, это некоторая воображаемая, фантастическая архитектура. Эйзенштейн предлагает расстаться с этой неподвижностью, «переписать этот лист». Принципы тюрем Пиранези — это передние планы.

Если говорить о Ван Гоге, на его последней картине («Пшеничное поле с воронами», 1890) мы видим совершенно подчеркнутую горизонталь, которая превосходит восприятие зрителя, и три дороги, которые сходятся в точке, где стоит художник или зритель. Зритель становится точкой схождения перспективы, которая оказывается «вывернутой наизнанку». Это означает, что мир захватывает, атакует зрителя, а главное — художника. Линия атаки подчеркнута летящими птицами: это знак того, что мир заполняет вас полностью. Ван Гог словно говорит: «Я хочу быть реалистом!» — и здесь это напряжение схвачено полностью, мы становимся свидетелями этой борьбы и ее воплощения.

«Пшеничное поле с воронами»

«Пшеничное поле с воронами»

Если мы вернемся к Пиранези, Эйзенштейн нам говорит, что планы, как колено телескопа, уменьшаются и уносят нас вдаль. При этом множатся передние планы и увеличивается глубина. Ваше движение становится интенсивным. Проходя через лестничный пролет, вырастает стена, арка, а дальше появляется еще одна лестница, но она дана в существенно меньшем масштабе, чем ожидает человеческий глаз. Получается скачок, Эйзенштейн называет это «монтажом совершенно различных по качественной интенсивности пространств». Задача Эйзенштейна — построить некий патетический кинематограф. Его интересует в большей степени не Ван Гог, а Эль Греко, но он находит такие примеры в истории искусства, которые позволяют ему видеть скачкообразное развитие художественных форм.

У Ван Гога нет игры планов, но его построение композиции бросает вызов классической живописи и не позволяет вписывать художника в какие-либо течения или мастерские, хотя он очень хотел работать в сообществе. Эта мечта и невозможность этой мечты претворены в его живописи.

Вера:

Что отражают тюремные отношения? Почему тема тюрьмы становится важной?

Людмила:

В ХХ веке огромное количество людей оказались в тюрьмах. Причем многие совсем не ожидали там оказаться. Это отличает ХХ век от XIX. В ХХ веке тюрьма становится тем, что может ждать каждого из нас.

Вера:

Есть ли у живописи средства, чтобы передать предельный опыт?

Елена:

Новое в искусстве — это новая форма восприятия, которая не была нам известна до этого и которую живопись нам открывает. Она расширяет наши возможности восприятия. Она сообщает нам о мире, не подводя под наш человеческий шаблон, который мир превосходит, потому что в мире есть другие существа, которые не люди, и мы находимся в отношениях с этими существами и со многими проявлениями этого мира. Опыт полноты мира, который демонстрирует Ван Гог, — это то, что превосходит человеческое. Своими средствами живопись может дать нам представление об этом, кроме наличия темы и композиции.

Вера:

Почему Ван Гог стал одним из главных художников ХХ века?

Людмила:

Жизнь Ван Гога была чрезвычайно короткой (в 37 лет он покончил жизнь самоубийством), а заниматься живописью он начал всего лишь за 10 лет до смерти. Несмотря на короткий период творчества, его картины вызывают невероятно трогающее ощущение. Это был человек большого мира, его вселенная была огромна — и, конечно, совершенно неземная.

Вера:

Почему именно он?

Елена:

Обычно художников всегда причисляют к какому-то течению, в большей степени для удобства классификации. Однако сама культура меняется, не стоит на месте. Культурные формы развиваются через разрывы. Сегодня мир, конечно, несопоставим с тем миром, в котором жил Ван Гог. Я думаю, что в этих картинах мы находим подсказки, возможности нового восприятия мира, который нас окружает и неотделяемой частью которого мы являемся. Ван Гог и болезнь Ван Гога есть знак некоего другого восприятия, которое становится для нас поучительным и позволяет по-новому установить отношения с миром, который и нам предъявляет новые требования.

Людмила:

Ван Гог был гоним семьей и товарищами по ремеслу. Для современного человека это излюбленное состояние, быть вот таким. В том числе он предшествовал тому, что сейчас считается модным и популярным. Существует символистский мир, который в большей степени доступен художнику: через изображения и символы можно передать предельные состояния. Солнце Ван Гога — это то, от чего он сгорал внутри, то его предельное состояние, которое и привело его к гибели.

Литература

  1. Винсент Ван Гог. Письма к брату Тео. М.: АСТ, 2018.

  2. Винсент Ван Гог. Письма к друзьям. М.: Азбука, 2015.

  3. Говард М. Ван Гог. Жизнь и творчество в 500 картинах. М.: Эксмо, 2019.

  4. Перрюшо А. Ван Гог: биографии великих художников. М.: АСТ, 2017.

  5. Стоун И. Жажда жизни. М.: АСТ, 2019.

  6. Эйзенштейн С.М. За кадром. Ключевые работы по теории кино. М.: Академический проект, 2016.

  7. Dan Malan. Gustave Dore. Masterpieces of Art. — Flame Tree Publishing, 2019.

  8. Ingo F. Walther & Rainer Metzger. Vincent van Gogh: The Complete Paintings. — Taschen, 2019.

Мы публикуем конспекты и сокращенные записи лекций, вебинаров, подкастов — то есть устных выступлений.
Мнение спикера может не совпадать с мнением редакции.
Мы запрашиваем ссылки на первоисточники, но их предоставление остается на усмотрение спикера.