Высшее образование в России появилось относительно поздно, по сравнению с Европой, в 1775 году был открыт Московский Государственный Университет имени М.В. Ломоносова. И хотя в следующие столетия количество высших учебных заведений росло, происходившие в их стенах процессы долго оставались тайной. В рамках спецпроекта ТюмГУ «Образовательный навигатор» рассказываем, как менялся статус образовательных учреждений в России.
Университеты в Российской Империи
История российского высшего образования берет начало с момента открытия Елизаветой Петровной Московского Государственного Университета, но еще до нее на территории страны существовали Славяно-греко-латинская академия и учрежденный по инициативе Петра I Академический университет при Петербургской академии наук. Высшая школа находилась в поле внимания императоров и их окружения в силу экономических (обеспечение развивающейся экономики специалистами) и социокультурных (развитие интеллектуального капитала и мышления) причин. Так при Анне Иоанновне на Урале были открыты школы, готовившие мастеров горного дела, а также Морской, Артиллерийский и Пажеский корпуса.
Елизавета Петровна дала первый толчок к развитию гуманитарного образования в России — благодаря ее указам появились не только МГУ, но и Академия Художеств. Однако, обучение было доступно преимущественно высшим сословиям, включая дворян.
Наибольший импульс к развитию высшего образования дал Александр I, он запустил либерализацию университетов с учреждением Министерства народного просвещения в 1802 году. Изменились и правила внутренней жизни образовательных учреждений: они стали бессословными, низшие ступени обучения стали бесплатными. При нем были открыты 5 университетов, а страну поделили на образовательные округа.
«История высших учебных заведений в России тесно связана с властью. Смена политического курса также влияла и на жизнь университетов. На протяжении 19 века чередовалась либерализация образовательных учреждений, а затем снова следовала консервативная политика, потом снова либеральная и так далее. В то же время, даже при ограничении автономий университетов и усиления контроля стоит отметить, что бывали случаи, когда жесткость регулирования компенсировалась их слабой исполнительностью некоторыми университетами», — рассказывает Сорокин Александр Николаевич, директор Школы исследований окружающей среды и общества (Антропошколы) ТюмГУ.
Университеты исполняли ряд важных социальных функций: они действительно были сильным социальным лифтом, в XIX столетии статус ученого делал человека не просто «востребованным специалистом», ставки тут были куда выше. Академическая карьера позволяла шагать вверх по сословиям: статус профессора и ректора давал потомственное дворянство.
«Университеты были важными факторами территориального развития и местное население видело его значимость для города и региона. Например, когда встал вопрос о том, где откроется Императорский сибирский университет, развязалась нешуточная борьба между разными городами, в которой в результате победил Томск. Больше, чем наполовину, университет был построен на деньги с частных пожертвований местного населения (от купцов до горожан), которые видели в этом не только жест доброй воли, но и грамотные инвестиции», — комментирует Александр Сорокин. — «В то же время, количество студентов было довольно скромным. К закату империи было всего около 80 000 студентов на примерно 140 миллионов жителей страны. Сегодня это соотношение составляет порядка 4–5 миллионов студентов на 145 миллионов жителей».
Конвейер кадров при СССР
После 1917 года многое изменилось для жителей страны, и для университетов в том числе. Произошла пролетаризация высшего образования, причем как для студентов, так и для преподавателей.
«Профессорский состав достался советской системе образования в наследство от Российской Империи, и первые годы были направлены на социальное обновление профессуры. В 1920-е старую профессуру старались разбавить новой — из рабочих и крестьян, часть из которых имела возможность получить преподавательский статус без защиты диссертации (феномен выдвиженчества). Вдали от столицы эти битвы старых и новых профессоров шли не так заметно, и во многом именно старая школа поддерживала высокое качество образования в регионах, смогла встроиться в новые социально-политические условия», — рассказывает Александр Сорокин.
И все же изменения происходили не только на уровне преподавательского состава, но и на уровне образования в целом. Одним из важнейших факторов этой трансформации был переход к плановой экономике, когда государство формировало запрос на создание того или иного класса специалистов, необходимых производству. Во многом в этой политике откликалось эхо имперских горных и навигацких школ, но в условиях СССР это приобрело массовый характер.
Как рассказывает Катерина Селиховкина, модератор образовательных программ Московской Школы управления Сколково, именно модель плановой экономики сформировала массу механизмов высшего образования, многие из которых остаются актуальными и сегодня. Например, у выпускников с высокими оценками была возможность получить распределение на более престижное место работы. Из-за этого появилась такая ценность, как «диплом с отличием», который позволял быстрее строить карьеру.
«При этом значительная часть выпускников выбирала путь самостоятельного построения профессиональной карьеры, поскольку распределение не являлось строго обязательным и существовала возможность отказа и выбора иного трека развития. Зачастую это зависело от интересов самого выпускника. Например, выпускнику факультета точных наук могли предложить распределение по инженерной профессии, но он мог выбрать академический трек и начать работу в НИИ или вузе», — отмечает Александр Сорокин.
В 1920-х на территории Советского Союза пытались ввести новую концепцию обучения, так называемый бригадно-лабораторный метод, который может напомнить современный problem-based learning, когда студенты самостоятельно искали информацию и формировали необходимые исследовательские / профессиональные навыки для решения задач, значительно снижалась лекционная (теоретическая) часть, а преподаватели выступали в роли наставников и консультантов. К сожалению, метод не прижился в университетах 20-х годов: он больше подходил для обучения гуманитарным наукам и был совершенно неприменим в областях, требующих обширных и точных знаний, таких как точные науки, медицина, энергетика.
Институты снабжали экономику квалифицированными кадрами в приоритетных областях до тех пор, пока плановая экономика держалась и продолжала создавать рабочие места и формировать запрос на соответствующие кадры. Но с окончанием эпохи плановой экономики вузы оказались в состоянии неопределенности.
Период Перестройки и 90-х
Отказ от государственного планирования сильно ударил по финансовой составляющей системы высшего образования. Более того, больше не было жестких указаний о том, какие кадры готовить. С одной стороны, образовательные учреждения получили определенную степень свободы, с другой — оказались вынуждены изучать рынок и формировать новые программы, а также находить «союзников». Задолго до Перестройки, еще в 60-е, советские вузы начинали включаться в международный контекст: тогда были доступны программы студенческой и профессорской мобильности, но участвовать в них могли в основном ученые, представители успехов советской науки в области физики, естественных наук, а также преподаватели иностранных языков.
«Во время Перестройки совершались попытки интеграции коммерческих организаций, корпораций, вузов и исследовательских институтов. Предполагалось, что организации будут заказчиками исследовательской разработки (НИР) для вузов и НИИ, как это делало раньше руководство страны. В то же время вузы пробовали новые форматы взаимодействия с предприятиями и НИИ и вовлечения молодежи в академическую сферу: учебно-научно-воспитательные комплексы, студенческие научно-исследовательские лаборатории и прочее», — объясняет Александр Сорокин.
Этот период дал российскому образованию широкое поле для экспериментов, потенциал которого реализуется до сих пор. Несмотря на интеграцию с организациями, вузам пришлось подстраиваться под актуальные реалии и создавать образовательные места для специализаций, набиравших популярность.
По словам Катерины Селиховкиной, вузы столкнулись в этот период с новой проблемой. Если раньше наполнение программ и ожидания относительно компетенций студентов определялись должностными инструкциями для специалистов, то теперь, в более подвижной экономике сформулировать аналогичные жесткие критерии было практически невозможно. Таким образом была разрушена схема, когда ради одной операции (может быть, довольно сложной) человек проходит многолетнюю подготовку.
«Университет изменил и свою социальную функцию: он стал источником статуса, а кроме этого в дипломе искали гарантии поиска высокооплачиваемой работы (или возможности открыть свой бизнес) в быстроменяющемся мире.
Во многом это объясняется изменениями в структуре рынка труда в 1990-е — 2000-е годы, а именно формальным требованием наличия высшего образования для получения многих видов работ», — комментирует Александр Сорокин.
Данные процессы способствовали массовизации высшей школы, которая проявилась в расширении сети филиалов действующих вузов, а также появлении частных вузов. Как следствие, объем студентов возрос с около 4 млн. студентов (1,5% от численности населения) в позднесоветский период до примерно 7,5 млн. (5% от населения) в 2010 г.
Во время Перестройки образование стало еще более доступным, на первый взгляд, но
Курс на гибкость
В течение последних 10 лет систему образования начали приводить к единому интегрированному виду. Это было связано с тем, что в 90-е, после распада СССР и перехода на новую модель экономики, выросло количество образовательных организаций: коммерческих вузов (которые часто становились «фабриками дипломов»), а также увеличилось количество организаций среднего специального образования.
По мере того, как мир ускорялся, изменялось и отношение к высшему образованию. Это стало общемировой тенденцией, когда молодые люди по тем или иным причинам выбирали альтернативы академическому образованию.
Отчасти это вызвано тем, что программы высшего образования не успевали достаточно быстро адаптироваться к требованиям рынка. Пока утверждалась программа подготовки, например, узкоспециализированного профессионала в области IT, компании в этой сфере либо развивали свои кластеры для подготовки специалистов, либо предпочитали выпускников курсов и программ ДПО. Абитуриенты также стали отдавать предпочтение более краткосрочным и гибким программам, и вузы оказались втянуты в борьбу за внимание будущих студентов.
Одним из способов выиграть в этой борьбе стало формирование нового предложения, новой образовательной модели. Многие вузы выбирают в качестве основы модель гибкого образования, которая дает студентам возможность самостоятельного выбора индивидуальной образовательной траектории. Одними из первых в России ее начали применять некоторые учебные заведения в России, в том числе и ТюмГУ. Каждая образовательная организация по-своему адаптирует модель, предоставляя студентам гибкость выбора в своем образовательном маршруте.
Есть модели, в которых студенты могут самостоятельно составлять весь свой образовательный план, ориентируясь на обязательное количество пройденных академических часов. В России пока такой подход не используется, но студентам предоставляется гибкость выбора: они могут в течение учебного процесса менять свой вектор подготовки и, например, в ТюмГУ, выбирать дополнительные дисциплины для расширения своих профессиональных компетенций.
В таких моделях образовательный процесс состоит из нескольких ступеней, в основе лежит базовая грамотность — это знания и метанавыки, такие как критическое мышление, аналитические способности, умение работать с источниками, вести проектную деятельность. К блоку базовой грамотности добавляются профессиональные компетенции, а также блоки дополнительных компетенций — майноры. Все вместе эти фрагменты образовательной программы позволяют студенту составить свою индивидуальную траекторию, чтобы овладеть всеми актуальными навыками и компетенциями, и сохранять востребованность и адаптивность в условиях высокой неопределенности.
Однако говорить о том, что система российского образования уже пришла к своему современному и прогрессивному виду, еще рано. Многие образовательные учреждения только встают на путь трансформации, богатый экспериментами и возможностями. Преодолеть неопределенность и непредсказуемость сегодня университеты могут, не только ориентируясь на директивы «сверху», но и формируя сотрудничество со студентами, создавая двусторонний процесс обучения.
Вы можете скачать полный таймлайн истории российских университетов в хорошем качестве здесь:
При подготовке материала использован видеоролик «Сценарии для российских университетов». Авторы: Андрей Волков и Дара Мельник.
За помощь в подготовке материала благодарим: Александра Сорокина, Екатерину Селиховкину, Марию Косицыну, а также Офис трансформации ТюмГУ
Мир не стоит на месте, и образование развивается вместе с ним. Актуальные тенденции в российском высшем образовании мы рассматриваем в спецпроекте «Образовательный навигатор» совместно с ТюмГУ.
Комментарии
Комментировать