Вячеслав Всеволодович Иванов — историк культуры, философ, лингвист и антрополог, владеющий десятками языков и написавший сотни научных работ. Один из тех ученых, масштаб личности которых позволяет использовать такие определения, как «великий» или «выдающийся». T&P поговорили с исследователем о том, почему первобытный человек не воспринимал свое тело целиком, где проходит граница между индивидом и обществом, а также почему выносливость тела — это не всегда преимущество. Проект «Под взглядом теории» начинает публиковать серию текстов о теле.
— Идея тела — достаточно неочевидное открытие. У меня есть тело, и оно субъективирует меня, ставит меня в центр мироздания. Насколько эта идея стара, когда она произошла и как выражалась в традиционных культурах?
— Древние культуры умели изображать многое (например, сохранились изображения животных), но нет ни одного реалистичного изображения человека. Культура очень медленно шла к открытию того, что тело человека — замечательное произведение искусства. Получается, что внешний взгляд на человеческое тело — очень позднее достижение.
Первые датированные примеры обнаружены в Египте, в эпоху Эхнатона (он же Аменхотеп IV), который придумал поклонение солнцу и изгнал понятие Бога. По существу, это был первый мыслитель, который решил, что солнце — это источник света и жизни, будем ему поклоняться, забудем идею Бога вообще. Я думаю, что это не совсем случайно, потому что есть связь между новым отношением к небу и тем, что наше земное тело воспринимается как нечто необычное. Это не только голова Нефертити, меняется отношение к телу в целом. Появляется лирическая поэзия, обращенная к женщине, к конкретному человеку. Изображение красоты человеческого тела — особенность поздних культур. Эта особенность по прямой линии из древней Греции постепенно приходит в разные культуры. Например, в Индию — после завоевания Александра Македонского.
— А что было в ранних культурах, как там внешне воспринималось человеческое тело?
— Сохранилось очень много фигурок и изображений. Нейропсихологи считают, что в мозге существует некая внутренняя картинка нашего тела — на самом деле, это комбинация нейронов, которые связаны с правой рукой — и потому более значимы по сравнению с другими группами нейронов. Эта картинка чрезвычайно искажает пропорции реального человека. В книге Лурии «Основы нейропсихологии» есть хорошие иллюстрации: большой палец правой руки занимает довольно большую часть всей коры левого полушария мозга. Если попробовать изобразить нашу внутреннюю картинку тела, то там будет колоссального размера большой палец, что сразу приводит на память многие мифы индейцев и других народов, в которых отдельные части тела играют самостоятельную роль. И очень долго в искусстве и литературе сохранялись древние образы отдельных частей тела — то, что называют архетипами.
Человек раньше, чем тело, познает отдельные части тела. Французский антрополог Леви-Брюль в своей книге «Первобытное мышление» высказывает идею, что существовала первобытная логика, отличная от нашей, и это была логика партиципации. То есть логика восприятия отдельных частей, а не целого. Человек, по-видимому, научился раньше воспринимать, почему важна рука, почему важен глаз, ухо и так далее. Это легче понять, чем какие-то общие идеи о теле человека.
Я думаю, что-то в этом роде было у Гоголя. Откуда эта удивительная идея его «Носа»? Нос вдруг отделился от человека, стал важным человеком, с ним считались как с чиновником. Но сама идея не относится к чиновному Петербургу, это очень древняя мысль. Также у него видно мифологическое отношение к зрению в рассказе «Вий». Вы помните, что Вий — мифологическое существо, Гоголь сам дал примечание, что это древний славянский бог. И у него очень тяжелые веки — чтобы их поднять, нужно использовать вилы, для чего он каждый раз зовет помощников. Я нашел похожий миф в кельтской мифологии. Джеймс Джойс, великий ирландский писатель, в одном месте ссылается на этого мифологического представителя древнего отношения к зрению. Глаз, части глаза, веки, ресницы — они все могут иметь в рассказе мистическое значение.
Древний гомункулус, который изображается в искусстве шаманов, — это не изображение человека, а изображение тех сил, которые есть в человеческом теле и которые важны для человека. Человек раньше, чем тело, познает отдельные части тела. Французский антрополог Леви Брюль в своей книге «Первобытное мышление» высказывает идею, что существовала первобытная логика, отличная от нашей — логика партиципации. То есть логика восприятия отдельных частей, а не целого. Человек, по-видимому, научился раньше воспринимать, почему важна рука, почему важен глаз, ухо и так далее. Это легче понять, чем какие-то общие идеи о теле. Когда я занимался шаманами в Сибири, то узнал, что они лечат отдельные части тела. Каждая часть тела символизируется особой священной фигуркой, которая находится в облачении шамана, когда он камлает и священнодействует.
Мы с моим товарищем Топоровым занимались сибирским шаманизмом и пришли как-то в воскресенье к одному шаману, который работал сторожем в лесозаводе и немножко пьянствовал. Топорову он ткнул на его живот и сказал: «У тебя здесь». А мне ткнул на лоб, и этот диагноз, может быть, правильный: я действительно с раннего возраста страдал высоким давлением. Он набрал песку и после произнесения разных заговоров обрызгал весь живот Топорову этим песком. После чего он взял большой нож и говорит мне: «Я сейчас тебя порежу. Ну, знаешь, как рыбку режут». Очень был недоволен, что я не согласился. Эта медицина вполне дожила до нашего времени. Я знаю, что сейчас — когда не стало советской власти — шаманы в этой области просто процветают.
Это старая медицина, основанная на раздроблении человека на куски. В этом отличие научного подхода к телу. Наука очень поздно, еще не в Египте, еще не на Древнем Востоке, а у греков, стала приближаться к тому, чтобы понимать человеческое тело как целое. А до этого все-таки легче было воспринять отдельные части. Отдельные части лечили и отдельным частям поклонялись.
Существование души — внешняя идея, отчасти связанная с тем, как говорят этнографы, что человек в зрачке ближнего может увидеть собственное отражение, и многие народы полагали вначале, что это тот человечек, который сидит в нас. Идея гомункулуса, того, что скрыто в нас, она очень древняя. Она все еще встречается у некоторых австралийских племен.
Я занимался одним древним мифом и знаю несколько его записей. Моя главная область научных занятий древностью — это Малая Азия, где сейчас расположена Турция. В древности там жили совершенно другие народы, самый известный — хетты, где-то примерно 3-4 тысячи лет назад. У всех народов я нашел этот миф. Хетты говорили, что у них тысячи богов, но один из богов — главный. Как-то он устроил пир, кормил и поил всех остальных богов, а одного бога пригласить забыли. Важно отметить, что этот миф рассказывался в связи с лечением болезни. У человека болят глаза — что это значит? Значит, когда был этот пир, главный бог забыл позвать бога глаз. И поэтому тот мстит. Как он может мстить? Мешает твоим глазам. Ты же молишься всем этим богам, и нужно сделать так, чтобы другие боги поняли, что они совершили ошибку…
Поэтому можно сказать, что представления о теле возникают довольно поздно. Нейропсихологи так и не выяснили, есть ли у нас в мозге какое-то общее представление о том, что у нас есть одно тело, но, видимо, есть представление о том, что есть общее «Я» и есть то, что Фрейд называл «Сверх-Я» — то есть что-то, что управляет всем тем, что в нас. Но это неясный вопрос, ни один психолог вам не даст точного ответа на него. Поэтому общей картины тела в психике древнего человека нет, а отдельные картинки есть, безусловно, во всех культурах. Потом они уже складываются вместе, и многие основные открытия были совершены в Греции где-то близко уже к нашему времени.
— То есть если говорить о древности, то тут в связи с телом более важной является проблема соотношения души и тела. Люди всегда об этом думали?
— Существование души — внешняя идея, отчасти связанная с тем, как говорят этнографы, что человек в зрачке ближнего может увидеть собственное отражение, и многие народы полагали вначале, что это тот человечек, который сидит в нас. Идея гомункулуса, того, что скрыто в нас, она очень древняя. Она все еще встречается у некоторых австралийских племен. Собственно, это до сих пор одна из основных проблем — соотношение тела и души. Отделение разума от души — это уже следующий этап.
В Египте полагали, что в душе человека на самом деле несколько душ, и одна переживет фараона и будет странствовать вовне, а другие души смертны. Считалось, например, что у мужчины есть душа в виде женщины. Это потом использовал психолог Юнг в своих идеях. Проблема такая, что в это время тело считалось оболочкой души. Отдельного интереса к телу было мало, оно не считалось чем-то главным. И мы унаследовали, я думаю, эту традицию. Отдельный интерес к телу возникает очень поздно — и характерен этот интерес, как мне кажется, для поздних этапов отдельных культур.
Я постоянно удивляюсь наличию параллелей между Америкой, где я провожу сейчас половину своего времени и читаю лекции, и поздним Римом. В них очень много сходства в том смысле, что отдельно выделяется тело как существенное, и многое делается ради тела. Очень важны такие вещи, как чистота тела. Ведь что осталось от Рима? В основном, хорошие дороги, мосты и уборные: канализация и ванны были на очень высоком уровне. То есть то, что нужно для передвижения тела (дороги и мосты) и для комфорта тела. А остальное их меньше интересовало. Не хочу присоединяться к травле Америки, но в массовой культуре эта страна скатывается к примитивной стороне. И нам нужно учитывать, что, интересуясь телом, мы не должны преувеличивать его значение для культуры.
— А
— Главная проблема антропологии вообще — это проблема нашего существования в социуме, то, что мы не отдельные индивидуумы, а члены сообщества с самого начала нашего существования. И это так или иначе понимали разные культуры. Мы обречены на то, чтобы жить вместе. Нас всегда много. Это диктует нам наша нервная система. Она находится в голове каждого из нас, голова и ее нейроны обеспечивают связь с другими людьми.
Одно из самых крупных открытий, которое сделано на границе XX и XXI века, — это открытие зеркальных нейронов. Зеркальные нейроны хорошо изучены у всех приматов, они старше людей, и поэтому то, что я сейчас говорю, старше человека. И я в связи с этим скажу два слова о так называемых низших приматах, то есть о тех обезьянах, которые ниже нас и ниже уровнем, чем гоминиды. Гоминиды — наши родственники, которые жили до нас и имели сходство уже больше с людьми, чем с обезьянами. А антропоиды (от греческого — антропос — человек, то есть похожие на человека) — это то, что раньше в России называли человекообразными, сейчас это не очень принятый термин. Антропоиды — это орангутаны (я перечисляю в порядке дальности от нас с точки зрения эволюции, речь идет о миллионах лет), гориллы, карликовые шимпанзе бонобо и шимпанзе — последние находятся к нам ближе всего. У них у всех, как у человека, есть зеркальные нейроны.
Вы знаете слово «обезьянничать». Обезьяна повторяет жесты другой обезьяны. Если бы в этой комнате сидела обезьяна и увидела, что я поднимаю руку, она бы тоже подняла руку. У человека все происходит более сложно, у него мобилизуются те нейроны, которые заняты активностью рук. То есть у нас принцип повторения жеста другого индивида, с которым мы как-то связаны, зрительно или как угодно, не обязательно повторяется, но в нас мобилизуется нечто, что соответствует движениям другого человека. А это значит, что мы от природы связаны друг с другом — и это большое отличие от других млекопитающих. Вообще, если говорить о человеческом, начинать надо с общего для приматов. Общее для приматов — это нахождение в социуме как необходимость. По необходимости — зеркальными нейронами и другими своими свойствами — мы связаны со всем коллективом.
Поэтому проблема, которая перед нами встает и которую я буду обсуждать, это отсутствие четких границ между телами. В обществе тела разных людей так или иначе связаны. А культура дальше уточняет, чем именно и как именно связаны. Необходимое для природы — продолжение рода. Чтобы мы имели физическое и любое другое материальное продолжение в будущем, нужно потомство, поэтому одна из главных проблем, которую решает любая культура, — это проблема обеспечения продолжения рода. Должна работать какая-то система брака, связей между мужчинами и женщинами. И здесь опять возникает очень интересный вопрос — какого рода эти связи. Понятно, что они телесные, в силу самого характера акта производства детей. Но в разных обществах они могут выглядеть по-разному.
Если говорить о человеческом, начинать надо с общего для приматов. Общее для приматов — это нахождение в социуме как необходимость. По необходимости — зеркальными нейронами и другими своими свойствами — мы связаны со всем коллективом.
Cвязи между родителями и родителями и детьми начинаются с самого раннего возраста, с тела ребенка. Сначала ребенок находится в утробе матери. Есть очень интересная проблема, которую сейчас изучает наука, — что происходит с ребенком в утробе? Например, он точно слышит звуки, в частности, слышит голос матери. Видимо, слышит даже музыку — если мать поет, он может это слышать. И более ранние культуры можно назвать лучшими по сравнению с современной тем, что матери всегда пели колыбельные песни, начиная с того момента, когда ребенок еще не родился. Новорожденный ребенок по-разному реагирует на звуки вообще, на звуки музыки и на голос матери — эта сторона обучения ребенка начинается очень рано.
Дальше продолжается наше взаимодействие с родителями или с теми, кто нас воспитывает. Есть контакт не только души, разума, но и тела ребенка с телом матери, пока мать его кормит, и потом этот контакт остается. Фрейд думал о том, какие возникают патологические формы этой близости. Комплекс Эдипа — это идея о том, как в подсознании ребенка, а потом взрослого человека формируются комплексы, связанные с его телесным единством с матерью, которое он стремится воссоздать. По этому поводу много может быть разных идей, но следы комплекса Эдипа могут продолжаться до самой смерти.
В ранних культурах, очень древних, люди уже думали о том, как разместить тело в могиле. Вот, скажем, умирает отец семейства, потом умирает мать семейства. Как хоронить их — справа или слева друг от друга? Здесь одна из основных проблем антропологии тела — это симметрия правого и левого. Во многих странах, даже вполне культурных, у многих женщин сохраняются некоторые привычки или предубеждения — если ты идешь с кавалером, лучше, чтобы он шел слева или справа. Правая сторона женщины обращена к левой стороне мужчины — это есть во многих культурах, вплоть до очень древних могил.
— Говоря о соотношении души и тела и симметрии правого и левого, мне кажется, стоит упомянуть о другом различении — голова и тело.
— Установлено, что наши голова и тело связаны по диагонали. То есть у нас правое и левое полушарие заняты разными вещами. У нормального взрослого человека его левое полушарие делает свою работу, правое — свою. Многое они делают вместе — это сейчас только начинают изучать, но уже давно установлено, что левое полушарие в основном занято речью, грамматикой, обычной классической логикой, которая была известна еще в античности, логикой силлогизма, а правое полушарие может (если хочет) заниматься музыкой, живописью, восприятием внешнего мира, в том числе всех сигналов внешнего мира — они сначала приходят через правое полушарие, а потом мы их осмысляем и помещаем в словарь в левом полушарии.
Есть контакт не только души, разума, но и тела ребенка с телом матери, пока мать его кормит, и потом этот контакт остается. Фрейд думал о том, какие возникают патологические формы этой близости. Комплекс Эдипа — это идея о том, как в подсознании ребенка, а потом взрослого человека формируются комплексы, связанные с его телесным единством с матерью, которое он стремится воссоздать.
Скажем, когда китайцы выучивают иероглифы, они, видимо, сначала воспринимали отдельные черты, отдельные графические части иероглифов (за это отвечает правое полушарие, потому что оно занимается зрительными образами), после чего к этому прибавляли соответствующие слова (это складывается в левом полушарии). Один японец, Цунода, написал книгу, которая вышла недавно в русском переводе — «Японский мозг». Он утверждает, что мозг японца и мозг некоторых жителей островов Тихого океана устроен таким образом, что они воспринимают музыку левым полушарием, как мы — правым. Вокруг этого идут большие споры, но между культурами, конечно, есть различия. Я думаю, в общем виде можно сказать, что правое полушарие наследует очень много древних, дочеловеческих черт.
— Тут мы подходим к жестам — одной из главных проблем связи антропологии тела с общей антропологией.
— Да. Похоже, что предки человека для общения пользовались прежде всего жестами. У них, конечно, были отдельные выкрики, что-то вроде наших междометий, которые означали: мне больно, страшно, пора обедать, нам всем грозит опасность. Что-то вроде сигнала воздушной тревоги. Это есть у всех млекопитающих — высших во всяком случае. Типов таких сигналов обычно не больше нескольких десятков.
У гориллы есть некоторые знаки, жесты, похожие на наши. Если две гориллы в хороших, но не очень близких отношениях, то
Жесты — это очень интересная область, ими в качестве особого языка стали серьезно заниматься недавно. Очевидно, жестовые языки были у всех людей параллельно со звуковым языком. И это остается в
Если в доме воспитывают шимпанзе, то их обычно одевают в человеческую одежду, они едят вместе с людьми, их втягивают в коллектив, начиная с очень раннего возраста. Их можно научить, например, языку жестов глухонемых, и они будут разговаривать. То есть тело антропоида в состоянии подражать нашим движениям и жестам.
Вы знаете серию замечательных опытов американских психологов, которые воспитывали в своей человеческой семье шимпанзе, горилл и вот сейчас начали опыты и с орангутанами. Если в доме воспитывают шимпанзе, то их обычно одевают в человеческую одежду, они едят вместе с людьми, их втягивают в коллектив, начиная с очень раннего возраста. Их можно научить, например, языку жестов глухонемых, и они будут разговаривать. То есть тело антропоида в состоянии подражать нашим движениям и жестам.
Наш речевой аппарат так устроен, что, видимо, антропоидам не удается произносить наши звуки. Но сравнительно недавно исследовали карликовых шимпанзе бонобо (из всех антропоидов их состав белков ближе всего к человеческому). Они живут в области, довольно близкой к шимпанзе, в Южной Африке, к югу от экватора — это основная область распространения наших предков. Одну самку бонобо обучали в американской семье человеческим жестам. И ее сын Кинзи присутствовал при этом. Этот малыш сидел за столом, на него не обращали внимания, но он, видимо, всех слушал. Когда кто-то
Сейчас расшифрован не только геном человека, но и геном неандертальца, нашего близкого предка, который жил несколько сот тысяч лет до нас и был главным обитателем Европы. Мы, европейцы и некоторые народы Центральной Азии, все несем в себе часть этого генома. Так вот, неандерталец в своем геноме имеет тот ген, который позднее у человека связан с движениями верхней губы (во время речи). Оказалось, что от этого гена P FOX 2 зависит и усвоение грамматики. Это удалось показать на одной английской семье, в которой все бабушки, дедушки, прабабушки не умели произносить губные звуки: п, б, ф, в, м и так далее. И это меняет всю нашу психику и, представьте, меняет характер нашего восприятия всего внешнего мира.
— Получается, что переход от жестового языка к устному языку привел к изменению функций тела.
— Да, тело в эпоху языка жестов использовалось для жестов. Мы говорили руками и отчасти ногами. Знаете, у народов островов Тихого океана числительные — это не только 1, 2, как мы можем по пальцам у себя считать, они также и локоть считают числительным. Они могут легко до 70 считать просто по своему телу. Это был древний жестовый способ общения и думания. Начиная, видимо, с эпохи неандертальцев (несколько сотен тысяч лет до появления человека) мы от этого перешли к устному языку — то есть к способу обозначать все посредством устных слов, которые находятся между телом и миром. Потому что язык — это то, что производит наше тело, но производит таким образом, что посланное слово — это акустические волны, которые воспринимает другой человек, и это слово находится за пределами тела. То есть эта игра — телесное и нетелесное — разворачивается уже в совершенно другом плане, и это очень важная часть, я думаю, всей истории культуры.
Все начинается с того, что можно сделать при помощи тела, а дальше мы пытаемся с помощью тела создать знаки, которые понятны другим людям. Прежде всего, это знаки языка, но потом и другие. Много позже, очевидно, появились орудия которые уже не являлись продолжением руки. Ведь самая главная часть тела, которая подчинена мозгу и в
Язык — это то, что производит наше тело, но производит таким образом, что посланное слово — это акустические волны, которые воспринимает другой человек, и это слово находится за пределами тела. То есть эта игра — телесное и нетелесное — разворачивается уже в совершенно другом плане, и это очень важная часть, я думаю, всей истории культуры.
Покойный Андрей Дмитриевич Сахаров показывал рисунки, которые он делал для своих детей. Он мог рисовать и писать одинаково правой и левой. Мне один из тех, кто создавал атомную бомбу, рассказывал о совсем молодом Сахарове. Он мог писать на доске одновременно правой и левой рукой разные уравнения, а в университете во время лекций он записывал правой рукой собственные мысли, а левой — то, что читал профессор. Но таких людей очень мало. У Леонардо да Винчи были эти способности: он в дневнике писал перевернутым, зеркальным почерком, и у него обе руки работали, когда он это делал.
— Весь наш организм подчинен некоторым законам симметрии, и получается, что в ранних культурах это очень хорошо знали.
— Да, я думаю, люди поняли, что законы симметрии существуют главным образом из-за левой и правой руки. Поэтому есть касты правой и левой руки, есть деление на правую и левую сторону в очень ранних обществах, которые даже еще не очень ясно понимают, как мы устроены, но уже понимают, что мир устроен симметрично. Я думаю, это великое открытие, ведь очень долго люди наивно считали, что мир устроен симметрично, то есть гармонично. Чтобы развеять этот миф и осознать, что асимметрия и антисимметрия тоже очень важны, потребовалась цивилизация XX-XXI века. Но это уже отдельный разговор.
— Давайте попробуем от разговора в целом о голове и теле перейти к соотношению головы, тела и внешнего мира.
— Мозг воспринимает внешний мир через датчики (скажем это в современным терминах). Наши датчики главным образом связаны со зрением, в этом смысле мы унаследовали тело дочеловеческое. Человеческое тело старалось развить слух, потому что музыка для нас очень важна и устный язык — они требуют прежде всего слуха. Но мозг лучше всего воспринимает зрительную информацию, и это связано с эпохой жестов. То есть когда-то наш мозг общался с мозгом других людей, с внешним миром главным образом с помощью зрения — что сохраняет древняя часть мозга, правое полушарие.
Интересны цвета. Есть названия разных цветов, но я как лингвист довольного много занимался названиями цветов в разных языках. Есть 10, максимум 11 основных слов, которые обозначают главные цвета. Но не все языки одинаковы в этом плане: например, в русском есть разница — синий и голубой, в английском — нет. Левое полушарие знает порядка 10 главных названий цветов, а правое полушарие воспринимает примерно миллион оттенков цветов. Поэтому хороший писатель будет усложнять и уточнять: малиново-красный, сине-голубой… Он будет строить какие-то комбинации из слов, чтобы передать это невероятное многообразие. Поэтому так важна живопись, ведь в живописи можно все это многообразие передать подбором красок, но это тоже очень трудная работа.
Значит, зрение и слух — основные вещи. У животных — например, у собак — важно, что чем пахнет. Они могут не очень хорошо различать зрением, кто находится рядом, но запах чужого человека будет сразу сигналом, и собака начнет лаять, учуяв его. Я говорил вам про гомункулуса. Продолжение идей гомункулуса есть в современной части психологии, которая занимается мозгом — в нейропсихологии. В мозге каждого из нас есть гомункулусы, нейропсихологи называют их комбинациями нейронов, которые отвечают за разные виды нашего восприятия. Уже у антропоидов начинается уменьшение роли обонятельных долей мозга. То есть для нас то, что мы нюхаем, не так важно, чем то, что мы видим. И это в целом так.
Мы так устроены, что наше тело в состоянии перенести, вообще говоря, что угодно. Практически все, что происходит в окружающем мире. Это даже плохо. В жизни для человека, для общества бывают очень трудные ситуации, и мы их переносим. И я думаю, что было бы даже лучше, если бы мы в
каких-то ужасных случаях умели сказать: нет, хватит, я не буду жить такой жизнью!
Некоторые различия между мужчинами и женщинами связаны с тем, что химия в отношениях между телами разных людей сохраняется главным образом в интимных, сексуальных отношениях. Поэтому очень существенны духи — это продолжение очень архаического типа общения тел, который был задолго до человека. Он в мозге остался как пережиток.
Все пережитки очень ценны, потому что они статистически не такие важны. Мы видим необычайные вещи в мире, и спокойно это воспринимаем, потому что наш глаз ко всему привык, а наш нос не такой уж чувствительный, мы не так много можем обонять. И поэтому новые духи — это какое-то открытие для мужчины, когда он слышит духи женщины, в которую он влюбляется. Это важная часть нашего древнего химического общения, продолжающаяся в современной форме до сих пор.
Есть очень важное открытие в современных нейронауках для понимания поведения нашего тела. Мы так устроены, что оказываемся в состоянии перенести, вообще говоря, что угодно. Практически все, что происходит в окружающем мире. Это даже плохо. В жизни для человека, для общества бывают очень трудные ситуации, и мы их переносим. И я думаю, что было бы даже лучше, если бы мы в
Главная часть защитного механизма открыта в недавнее время — это некоторые химические вещества, которые существуют в нашем мозге, их иногда называют энкефалинами. Они могут быть выделены нашим телом для мозга, но должны быть использованы только в самых редких и страшных случаях. У вас погиб самый близкий вам человек, вы горюете, все думают: «Можно ли такое пережить?» Но вы все-таки сможете это пережить, и у вас даже будет после этого длинная жизнь. А почему? Работают одни и те же механизмы. Или предположим, что вы повредили позвоночник, невыносимая боль. Наверное, более примитивно организованное существо просто погибло бы, а человек — ничего, он потом даже будет что-то делать, и будут говорить, что он герой. Но герой — это главным образом его тело.
Комментарии
Комментировать