В своей первой книге «Родина слоников» кинокритик Денис Горелов довольно едко описал историю самого кассового кино в Советском Союзе. А недавно вышедшую книгу «Игра в пустяки, или „Золото Маккены“ и еще 97 советских фильмов иностранного проката» он посвятил зарубежным картинам на киноэкранах СССР. На обсуждении этой книги куратор литературной программы «Пионера» Сергей Сдобнов и руководитель проекта «Полка» Юрий Сапрыкин обсудили с автором, какие зарубежные фильмы любили в СССР, по какому принципу отбирали картины для советского проката и как работала цензура в стране. T&P записали главное.

Юрий Сапрыкин: Новая книга Дениса Горелова только притворяется сборником кинорецензий. Во-первых, и «Родина слоников», и «Игра в пустяки…» — это альтернативная история зарубежного кино, там нет Копполы, Фассбиндера, Херцога, Годара. Когда-то эта версия истории западного кинематографа была единственно возможной, потому что если ты живешь в 1980-е годы в СССР, то кино для тебя — это «Конвой», «Гонщик „Серебряной мечты“» и «Месть и закон». Во-вторых, обе книги — это альтернативная история самого Советского Союза, в которой нет смерти Сталина, назначения Брежнева, освоения целины и перестройки. Но есть история неуловимых деталей жизни, создающих знакомый нам по воспоминаниям мир, из которого и состояла жизнь в СССР. Это реконструкция истории, знакомой каждому жителю ушедшей в прошлое страны, но не зафиксированной в учебниках и университетских курсах. Это ценная работа, притворяющаяся сборником кинорецензий.

Вечный «Октябрь»

Денис Горелов: В Москве я жил у Речного вокзала, неподалеку были кинотеатры «Нева», «Рассвет», «Варшава», «Ленинград» и «Баку». Еще можно было доехать до «Байкала» и «Праги». Чтобы попасть на фильм в воскресенье, нужно было по телефону заказать билет на свою фамилию и выкупить его за 40 минут до начала сеанса, потому что за полчаса невыкупленные билеты поступали в свободную продажу.

Некоторые фильмы я посмотрел в эстонском райцентре Хаапсалу в ста километрах от Таллина, в кинотеатре October. Такой был стандарт: если в городе один кинотеатр, то на Украине он назывался «Жовтень», в Эстонии — October, а у нас — «Октябрь». И главные отечественные фильмы («Тегеран-43», «Демидовы», «Одиноким предоставляется общежитие» и др.) у нас показывали чаще всего в «России» и в «Октябре», на «нулевом экране».

Кино правильное и не очень

Юрий Сапрыкин: Еще была всесоюзная премьера, страшная вещь, когда во всех кинотеатрах великой страны одновременно выходил идеологически правильный и абсолютно невыносимый фильм вроде «Председателя».

Денис Горелов: Но что-то изменилось, когда в «России» и «Октябре» вдруг показали сначала картину Питера Хайамса «Козерог-1», подвергающую сомнению американские полеты на Луну и Марс, а потом «Трюкача» Ричарда Раша. Это уже было при Андропове, который, вопреки ожиданиям, многое разрешил в кино и кинокритике. Обычно все отрицательные рецензии в прессе начинались приблизительно так: «Не все удалось молодому режиссеру в картине, но мы будем ждать новых встреч с искусством в его исполнении». А в 1983 году в журнале «Советский экран» вдруг вышла рецензия на фильм «Куда он денется!» Георгия Юнгвальд-Хилькевича, начинающаяся совсем иначе, примерно: «Широк диапазон режиссера: от фильма про разведчиков „Дерзость“ он переходит к фильму „Д’Артаньян и три мушкетера“, от фильма „Внимание, цунами!“ переключается на комедию “Куда он денется!“, но везде у него получается такая невыносимая хрень, что хоть святых выноси». И я подумал, что в стране начинается революция.

Шесть фильмов в год

Сергей Сдобнов: Вы пишете, что в 1970–80-е годы зарубежные фильмы для советского проката отбирал Кирилл Разлогов, и вот год назад он же отбирал фильмы для ММКФ.

Денис Горелов: Кирилл Эмильевич — уникальный человек. Разлогов яростно бранил американское кино и умел быть идеологически правильным и одновременно делать это с таким задором и подробностями, что его книги покупали, чтобы хотя бы узнать, что там, в этом американском кино, происходит.

Однажды он честно сказал, что лимит американских картин был шесть фильмов в год. Если случалась «встреча в верхах», то разрешали семь. Чаще всего отбирались либо протестные фильмы типа «Китайского синдрома» о плохой технике безопасности на ядерных станциях, либо что-то пенсионерское типа «Гарри и Тонто» с Артом Карни, героя которого выселяли из трущоб, чтобы построить большое шоссе, и он уходил куда-то вдаль со своим котом. Такие картины я в книгу не включал, потому что в Союзе их посмотрело столько же людей, сколько и в США. Я ориентировался только на абсолютных чемпионов проката.

В основе отбора фильмов для книги лежат списки Сергея Кудрявцева — единственного человека, который в России интересуется зрительскими массами и народной популярностью. Сначала он составил список чемпионов отечественного проката, которые перешли рубеж в 20 миллионов зрителей, то есть окупились как минимум дважды (порог окупаемости — 10 миллионов билетов), а потом список иностранных фильмов отечественного проката со сборами. Эти списки до сих пор не утверждены ни одним госорганом, но все сетевые тексты вроде «100 самых любимых иностранных фильмов» содраны с того, что делал Кудрявцев под ником Kinanet.

Я жестко отбирал лишь фильмы, состоявшиеся только в нашем прокате, усилиями совокупного советского зрителя. Поэтому в книге нет, например, «Великолепной семерки», которая имела хороший прокат в США и вполне себе существовала без нашей помощи. А вот картины «Золото Маккены» без советского проката не было бы вообще. А уж фильмы «Лимонадный Джо» и «Призрак замка Моррисвиль» чехи вообще сняли специально для нас.

Но главный кинематограф для советского зрителя — это французские фильмы.

Самой популярной была «Большая прогулка», где Бурвиль и де Фюнес вытаскивают английских летчиков из лап гестапо. Во Франции эту картину посмотрели 17 миллионов человек, а у нас — 51 миллион.

Из главных фильмов я собрал все, что возможно. Исключение сделал лишь для индийского кино. Потому что единственное фундаментальное преступление моего народа перед вкусом и разумом — это страсть к индийскому кинематографу. Но не взять «Месть и закон» я не мог.

Юрий Сапрыкин: А где «Танцор диско»?

Денис Горелов: Я знал, что меня спросят. У меня не поднялась рука и язык. Он шел в семидесяти из ста пятидесяти московских кинотеатров, и, окончив школу, я очень гордился, что ни разу его не посмотрел. Я твердо держал оборону, но однажды встретился с супругой директора Института книги Александра Гаврилова (молекулярным генетиком, соорганизатором TEDxMinsk и главным редактором «Научкот» Анной Козловой. — Прим. T&P), и она сказала: «Дорогой, я из Шихан, главного города военной химии. У нас был один кинотеатр, фильм „Танцор диско“ шел там полтора года. И я его не видела, щенок!»

В книге я также обошел крайне популярный у советского народа фильм «Потоп» Ежи Гоффмана. Но он часть трилогии, в которой каждая картина идет три часа, к тому же они были сняты по роману-эпопее Генрика Сенкевича, и мне пришлось бы это читать. Так я решил, что все-таки обойдемся без «Потопа». Мимо проскакали также «Седьмое путешествие Синдбада» и «Золотое путешествие Синдбада». Мне хотелось остановиться на том, что во всем мире имя Синдбада пишут без «д», ведь он, скорее всего, китайский моряк. Но филологического изыскания не случилось.

Когда мы с Вадимом Левенталем (писателем, автором литературной серии, в которой вышли обе книги Дениса Горелова. — Прим. T&P) думали, как организовать в книге рецензии, то решили, что выпускать их по алфавиту будет слишком примитивно, а если по хронологии, то книга будет начинаться с фильма «Бродяга» Раджа Капура, и это вряд ли зацепит людей. Я предложил разбить главы по странам: «Наша Польша», «Наша наша Германия», «Наша не наша Германия», «Наша Япония» и т. д. Кстати,

Япония поставляла нам довольно лютые мультфильмы.

Так, в начале «Корабля-призрака» убивали маму и папу, а в самом первом кадре на дне лежал череп, из которого выбегал маленький крабик, что приводило юного зрителя в неописуемый восторг. У японцев другая терпимость к лютости, зверству и человекоубийству, и это до сих пор производит впечатление на отечественную публику.

Кино или жизнь

Юрий Сапрыкин: Сейчас мы научились разграничивать жизнь и искусство. Мухи отдельно, котлеты отдельно: кино — это просто развлечение, а жизнь — это жизнь. Во времена расцвета советского кинопроката эти границы были более подвижны. Все играли в Фантомаса, надевали черные чулки на голову, писали записки: «Ты умрешь. Фантомас». А что из описанного в книге глубоко проникло в жизнь, какие вещи стали фольклорными?

Денис Горелов: «Мне нужен труп, я выбрал вас. До скорой встречи, Фантомас». Больше всего помню, конечно, цитаты.

Фраза «Их бин больной» из «Большой прогулки» настолько вошла в язык, что люди уже забыли, откуда она взялась. Это говорил Луи де Фюнес.

Юрий Сапрыкин: С удивлением прочитал, что «раздавить гадину» в обыденный язык вошло не из сталинских фраз. Это в фильме «Месть и закон» безрукий человек говорит: «Чтобы раздавить гадину, достаточно ног». Бессмертная сцена. Интересно еще, что эта картина шла в СССР с двумя вариантами конца. В одном варианте герой отдавал негодяя закону, позволял заковать его в наручники, а для настоящей пацанской справедливости существовал второй конец, где герой забивал врага насмерть. На Украине и в Грузии показывали «злую» концовку, а в Эстонии и у нас торжествовал закон.

Отрезать все, что только можно

Юрий Сапрыкин: Вы пишете, что советская цензура неустанно работала над усовершенствованием купленных в прокат фильмов, в результате чего картины часто заканчивались не так, как в оригинале, в них были пропущены какие-то эпизоды, и многие эротические сцены не доходили до отечественного зрителя.

Денис Горелов: Голых девушек к нам не пускали категорически. Мы очень жалели, ведь познакомиться с ними не было никакой возможности. На «А зори здесь тихие» ходили по три раза из-за минутной сцены в женской бане. А в Эстонии, кстати, терпимо относились к неодетым девушкам, и декольте Мирей Дарк в «Высоком блондине в черном ботинке» произвело на меня самое неизгладимое впечатление. Но на самом деле,

если бы советский народ интересовался немым кинематографом, он узнал бы много нового. В фильме «Земля» Довженко, еще немом, когда хоронят тракториста Василя, его невеста на протяжении минут эдак пяти носится по горнице совершенно голая.

В фильме «Первый учитель» Наталья Аринбасарова заходит в воду обнаженной, о чем знали только посвященные. Ну и совсем единицы были в курсе, что в фильме «Санта Эсперанса», рассказывающем о коммунистическом мятеже в латиноамериканском концлагере, появляется медсестра в темных очках (Маргарита Терехова), которая вдруг решает позагорать на крыше барака — естественно, оставив на себе только темные очки.

Но из иностранных картин вырезали, конечно, совсем не девушек — за исключением разве что польской «Анатомии любви», где Барбара Брыльска сыграла за три года до того, как стать Надей Шевелевой в «Иронии судьбы»: в интервью она говорила, что всю анатомию русские отрезали к чертям.

Цензура была настроена на совершенно яростную левую борьбу. Мне кажется, не надо было так сильно бодаться со своими единомышленниками по марксизму.

Если бы мы устроили Московский фестиваль как площадку для разнообразных левых идей, то нашими были бы и Жан-Люк Годар, и Нагиса Осима, и вся французская новая волна, но тогда на ММКФ пришлось бы показывать, во-первых, гораздо больше голых женщин, а во-вторых, больше анархических ересей.

Но наши пошли другим путем, и из фильма «В Сантьяго идет дождь» убрали огромное количество идеологических ересей.

Все остальные купюры — наглый коммерческий ход, потому что фильмы выходили на 800 копиях сразу, и если отрезать минут 10, то это будет немыслимая экономия пленки, а стоить все будет те же 45 копеек за просмотр. Поэтому отхватывали все, что только можно, особенно у французов, которые любят ездить на автомобилях, подниматься по лестнице, звонить в дверь. Американцы почти все время разговаривают в кадре, вырезать сложно.

Кинобизнес

Денис Горелов: Были и другие сугубо коммерческие варианты. Например, взяли в Польше дюжину коротких серий «Болека и Лелека», собрали в полнометражную картину «Большое путешествие Болека и Лелека» и стали зарабатывать на прокате. Еще один фантастический номер, который не вошел в книгу: где-то в начале 1980-х годов у нас вышел фильм «Похищение по-американски». Он был пилотом так и не пошедшего в США сериала. Можно себе представить, сколько он стоил на кинорынке, — долларов 100, наверное. У нас он собрал 30 миллионов зрителей — это порядка 12 миллионов рублей и 5–6 миллионов долларов. Вот что такое настоящий бизнес по-русски.

Никакой рекламы не было, и поэтому деньги шли не из телевидения, а из кинопроката. Поэтому если фильм шел два часа или больше, то это был уже повод разбить его на два. Утренний сеанс стоил 25 копеек, вечерний — 45. В 1960-е годы кино по прибыльности стояло на третьем месте после торговли табаком и алкоголем. Киношники говорили, что кормят врачей и учителей.

В 1970-е годы снизилась рождаемость, а в кино в основном идет молодежь, и посещаемость добирали за счет иностранного кино, которое получило свободу именно при Брежневе.

Кому в проруби тонуть

Денис Горелов: Примерно в это же время у нас стали с восторгом смотреть на каскадеров. Например, на Владимира Жарикова, который тыкал ножом между пальцами в «Место встречи изменить нельзя» и говорил: «Хотите — пойдем мусоров резать, хотите — хоть завтра разбежимся». Он же в «Пиратах ХХ века» играл кока, которому засаживали в грудь абордажную кошку. Он же в «Сыщике» прыгал с навесным крюком и перерубал им всевозможные доски. Все знали: если с коня падать, в машине переворачиваться или в проруби тонуть — это к Жарикову.

Он был главным профсоюзником каскадеров и доказал, что им нужна хорошая зарплата, тарификация и пенсия. Каскадеров у нас очень ценили. А в Штатах они получали мало, и на них смотрели как на обслугу.

Чушь не горит

Денис Горелов: Большинство социалистических картин были в достаточной степени диковаты. Одна из самых запредельных в этом смысле — «Грипп Кинг-Конг» производства ГДР. Это был фильм про бактериологическое оружие и то, как разведка США пробует его применить в Западной Германии, а разведчики Штази спасают своих соотечественников. Это невозможное зрелище заканчивалось тем, что в разведчика влюблялась западная немка и он забирал ее с собой в свободный демократический мир. Это была часть гэдээровского сериала и просто запредельная дичь.

Другой пример фантастической чуши — румынская картина «Провал „Голубой змеи“», кино про мальчика на каникулах у бабушки в черноморской деревне, где бились между собой две банды контрабандистов. Члена одной из банд привязали ночью без рубашки, и его съели комары. Это был один из самых главных шоков детства. Чушь все-таки не горит.

Литература

• Горелов Д. Родина слоников. М.: Флюид, 2018

• Горелов Д. Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката. М.: Флюид, 2019

• Кудрявцев С. 3500: Книга кинорецензий. М.: Печатный Двор, 2008

Мы публикуем сокращенные записи лекций, вебинаров, подкастов — то есть устных выступлений. Мнение спикера может не совпадать с мнением редакции. Мы запрашиваем ссылки на первоисточники, но их предоставление остается на усмотрение спикера.