Иосиф Бродский констатировал: роман Платонова «Котлован» — это «язык смыслового тупика», но, «в конце концов, именно на нем мы и говорим». В своей лекции Виктор Голышев, переводивший на русский язык произведения Джорджа Оруэлла, Уильяма Фолкнера, Трумена Капоте, Кена Кизи и Джерома Сэлинджера, рассказал о книге, которая написана, будто это первое литературное произведение на русском языке — смесь Библии, бюрократического новояза двадцатых годов и чистой поэзии.

Из лекции:

«Вся эта корявость и нескладность Платонова производит впечатление, что человек впервые говорит на русском языке и впервые видит вещи. Там есть что-то очень детское — не первобыное, поскольку Платонов был очень образованным человеком и к 21 году имел двести публикаций в местных газетах. Он входил в воронежский литературный круг, обсуждал Канта, писал рецензии на Джойса и Пруста.

Платонов расстался со всеми нормами и установлениями приличной русской прозы, а иногда даже с грамматикой. Но расстался таким образом, что это стало не мертвым экспериментом, а живым и сильным высказыванием. Почему такой странный язык в «Котловане»? Это результат раздвоенности: с одной стороны, он был убежденным социалистом, в течение двадцати лет совершенно оголтелым и жестоким. С другой стороны, он художник, над которым, видимо, социалист не властен. Первое, что бросается в глаза, это его система сжатий и спрямлений внутри фразы, которые могут быть и грамматическими и смысловыми. Почему Платонова сложно читать? Потому что ты спотыкаешься на каждой фразе и над каждой фразой нужно думать, что же там написано».